Полинезийский рейс: Приют Любви

Я очарован этим королевством! Еще ранним утром, когда встал вялый, и все мышцы стонали после одновременного просмотра сразу двух снов (последствия кавы?), когда выскочил на палубу, а вокруг зеленели десятки малюсеньких островков, я почувствовал, что увижу такое, чего уж точно не видел никогда!

Тонгатпу — очень низкий коралловый остров, его берега лишь очерчивают горизонт. Появился лоцман, от которого узнали, что единственный причал занят круизным пароходом из Австралии — какая-то «Принцесса» с туристами на борту: нам, следовательно, придется стоять на якоре. Прибыли власти — все как один толстые, симпатичные и в юбках. То есть, это лава-лава; юбка для нее — самый, пожалуй, подходящий одежный эквивалент из нашего гардероба. Оформили приход оперативно! Уже третий помощник выдает валюту. Паанги, даже выпущенные в нынешнем году, — грязные и мятые, но на них есть король и три подписи. Значит, действительные!

Наш ботик курсирует туда-сюда. У причала с разбегу, пренебрегая опасностью, бесстрашно ныряют пацаны. Такого множества красивых людей, наверное, нет больше нигде в мире! Кожа у них светлее, чем у меланезийцев — просто смуглость, приятный золотистый загар! Улыбка идет любому человеку, а у полинезийцев — ослепительна. Джинсы, шорты, лава-лава, плетеные пояса… Вообще в Приюте Любви украшают себя не дорого, подручными средствами, даже у юношей в шевелюре пылает яркий цветок гибискуса. Красиво, черт побери! Художник, для которого гармония и красота — идолы, не сумеет отвести взгляда. Как не понять Гогена?

У причала — базар, где продаются рыбы и раковины самых невероятных расцветок! Неужели их едят, или опять же для украшения? Ну вот он— деревянный королевский дворец с красивыми башенками. Иллюстрация к доброй детской сказке, но не бутафорский, а настоящий! Правда, ему больше ста лет, многим сказкам не больше. Из полосатой будки платонически улыбается личная охрана короля: во дворец нельзя. Жаль, хотелось посмотреть старушку 190-летнюю черепаху, которую подарил вождям капитан Кук. Впрочем, тут же выяснилось, что черепаха умерла еще в прошлом году. Через решетку видно, как внутри, под стенами дворца бродят гуси и куры из королевского курятника. Может быть, они проникли туда из соседней дачки? Но охрана вежливо объяснила: это не дачка, а министерство обороны, ведающее армией. И большая армия? — Ого, сорок гвардейцев!

 

«У причала - базар, где продаются рыбы и раковины самых невероятных расцветок...»

Экскурсии для осмотра королевской ланги не требуется — они тоже рядом. По полинезийским обычаям, гробницы Тупоу: Георга, Тупоу II и Салотэ сделаны в виде небольших пирамид. Ланги огорожены колючей проволокой, возле которой нас остановила милая пара. «Талофа!» — это приветствие. Девушка надела на меня гирлянду цветов — на счастье! Наверное, в ответ полагается дарить свой венок, но я еще не научился их плести, да и на дерево за цветами лазить неудобно. Как тут поступить? На всякий случай, я устно пожелал молодым людям счастья, и, видимо, они поняли, потому что ослепительно заулыбались.

Церковь, выстроенная в авангардистском стиле, тоже оказалась связанной с именем короля — в ней происходила коронация Тупоу IX. В честь события у ее входа водружен огромный полированный камень, на котором по-английски и тонгански подробно записано, что этот важнейший акт государственной жизни имел место именно здесь.

Общими усилиями цветы с шеи мы сняли и положили в сумку Нади, чтобы как-то выделяться среди прохожих. Прохожие не торопятся, наоборот, беззаботны, как на уик-энде. Это даже удивительно, потому что очевидно — достаток не бог весть какой! С черепашьей скоростью (по королевскому указу, она не должна превышать двадцать километров за час) передвигаются «форды» и «шевроле» — старинные, сильно побитые, но в цветах! В кузовах сидит столько человек, сколько улыбок. Истинно, денег в королевстве нет, но не в деньгах счастье!

В два часа открылся книжный магазинчик, и с улицы в него захлынула толпа, давно жаждавшая утоления читательского голода. Хотя да, читать умеют все, здесь ведь обязательное четырехлетнее обучение. Вдобавок бесплатное: кто ж платит за обязанности?

С товарами в нукуалофских магазинах не густо. Тонганцы — люди гордые, торговаться с ними стыдно даже Молину, к тому же на каждом предмете указана цена. Апофеоз местной торговли — базар, окруженный такси — малюсенькими открытыми колымажками вроде инвалидных, обильно завешанными цветочными гирляндами. Конечно, овощи и’фрукты, но есть и сувениры: плетеные, т тапы, ракушки. Мы с Надей маленькой едва оторвали Молина от ветки черною коралла, в которую он вцепился обеими руками и ни за что не хотел класть на место.

Столицу обошли в два счета, и снова вышли к причалу. Защищая рощицу норфолкских сосен, по берегу стоят пушки, снятые с потерпевших кораблекрушение судов и установленные по указу королевы Салотэ. Очевидно, для украшения — какая здесь война! А война, оказывается, достала и этот тропический уголок: перед министерством обороны — памятник погибшим в двух мировых войнах. На борьбу с Германией королевство выделило 5 тысяч человек — четверть всею мужского населения страны! Пять тысяч прекрасных полинезийских юношеи погибли за тридевять земель от родины, которая справедливо считается последним раем на Земле!

В пять часов в Нукуалофе закрыто все, даже туристское бюро на набережной, возле которого для самодовольства и устрашения туристов поставлен указатель. С ума сойти — до Лондона 18600 километров, даже до Токио — 12100!

 

«С ума сойти — до Лондона 18600 км, даже до Токио — 12100!» (Нукуалофе, королевство Тонго)

Тут тоже бродят неорганизованные «дикари», щупленький, с бородкой и станковым рюкзаком за спиной немец из Франкфурта поинтересовался, не круизное ли паше судно: он хотел бы побывать на островах. Нет, у нас научное судно. Еще многие спрашивают, откуда мы, не немцы ли, а когда узнают, что из Советского Союза, качают головами: «Очень далеко!» Можно подумать, что Германия ближе.

Встретили Юрия Петровича с Падей большой. Они уже съездили посмотреть на Ьлоу-хоулз и говорят, что это незабываемо. Ладно, что мы увидим завтра, а вот посчастливится ли еще посмотреть полинезийские танцы, которые в честь окончания учебного года начались сразу после нашего ухода на базаре? Какая неудача!

Отлив. По едва покрытому водой коралловому дну бродят мальчишки и собаки, что-то собирают… Без счета валяются ракушки. У нас клумбы в таких городах обкладывают белеными кирпичами, а здесь — тридакнами, для которых в московских сервантах выделяют самое почетное место.

«Отлив. По едва покрытому водой коралловому дну бродят малыши. Что-то собирают...»

По-прежнему купаются пацаны: дрожат, но все равно ныряют без продыху. Вот один, лет шести, заметив, что нам интересно, бросил жевать булку и с разбегу занырпул   классно! Только рваные шортики развеваются под прозрачным слоем воды. Л за ним девочка — совсем кроха лет трех-четырех. Купаются и ребята постарше, но парни прямо в рубахах, а девушки в платьях. Вымокнет и высохни, в крайнем случае лишнюю воду всегда можно выжать, раздевшись под пирсом.

С другой стороны причала грузится межостровной пароход «Северное небо». Между его мачтами развешены для просушки морскими ветрами акульи хвосты, головы и плавники Интересно, сколько народу может вместить эта посудина? Кажется, забито уже всё пространство — яблоку некуда упасть! Накрапывает дождик матросы натягивают тенты, а люди идут и идут по трапу! Вот примостился со своим рюкзаком и наш немец из Франкфурта…

Загрузиться в ботик в отлив очень непросто: он глубоко внизу — почти на человеческий рост. Сейчас еще ничего, а утром когда из него выбирались, для Нади пришлось устроить крестовину из рук, на которую она влезала босиком. Сами мы подпрыгивали, хватаясь за край причальной стенки, и подтягивались.

Юрий Петрович с капитаном придумывают, как гравировать памятную надпись на балалайке, которую они собираются подарить королю. Говорят, Тупоу IV лазал по дворцу с биноклем и интересовался нашим судном у придворных. Он бы с удовольствием сам появился у нас на борту, если бы не оковы дипломатического протокола.

Мы с Надей большой из запотевших стаканов пьем холодное вино, а Молин — каву. Великолепное королевство! Сделав большой глоток, Молин воскликнул:

— А ты вообще когда-нибудь, хоть самым дальним кусочком головы мог себе вообразить, что будешь гулять на полинезийском острове в Нукуалофе?

Нет, я не мог себе этого представить. Париж и Лондон мог еще допустить, но чтобы здесь!.. Такого счастливого Молина не видел никогда.

— Ноги от кавы не отнялись? Тогда — на улицу, все равно не заснешь!

С кормы Апполинарий Владимирович сачком подцепил морскую змею. Молин ухватил ее перчатками, отнес в лабораторию  посалил в стеклянную банку и набросал туда ваты с хлороформом. И все равно здоровенная полосатая гадина извивается! За то время пока она и щипалась, в справочниках вычитали, что вдох она делает через сорок минут. Написано, что даже в формалине один такой экземпляр прожил целых 20 мину! Надо ждать следующего вдоха. Наконец, змея открыла пасть и начала подыхать. Уходя, Оля на прощание шепнула Молину:

— Смотрите, не покусайте друг друга!

Чтобы извлечь яд, умерщвленной змее ножницами отрезали голову. Этот яд в тысячу раз ядовитей гадючьего. Хорошо, еще, что у морских змей маленький рот, и они могут ухватить лишь за выдающуюся часть!

Надя большая отвернулась и содрогалась всем телом. Только время от времени спрашивала:

— Уже отрезали?

То и дело бегаем на корму. Переводчик поймал клювастого саргана — экзотическую и вкусную рыбку. Я посмотрел, как по-деловому управляется Апполинарий Владимирович с сачком. Из бархатистой темноты на кормовой свет толчками направляется осьминог. Этого поймать проще простого— сам идет! Осьминог обегал всю палубу, не находя места для успокоения, пока Валера не схватил его за голову (или живот?). Федя притрагивался к щупальцам и гоготал на весь корабль — щекотно! Пока я сообщал об этой новости в лаборатории, вдруг почувствовал что-то холодное у ноги — это Федя присосал ко мне осьминога. С кормы закричали, что переводчик поймал еще одну змею. Я был уверен, что Молин и этой отрежет голову. Но нет, он поместил ее в банку живьем и стал снаружи показывать ей язык, чтобы змея злилась и скопила побольше яду. Ну их! Пора отправляться спать, потому что переполнение впечатлениями вредно.

Для тридцати человек автобус оказался тесноват. Тонганцы долго смотрели под колеса и, наконец, окончательно убедившись, что он просел, пересадили несколько человек в другой автомобиль. Теперь — самый раз! Получилась компактная кавалькада из двух моторизованных средств, на которых мимо кокосовых и банановых рощ мы пересекли остров Тонгатапу.

Вот они — Блоу-хоулз! При накате по всему берегу густо взмываются фонтаны. Многие века, день за днем вода буравила кораллы, пока в них не образовались сквозные дыры. Через отверстия, подпираемые давлением прибоя, устремляются в небо холодные гейзеры. Синхронная музыка струй — красивое зрелище!

В деревеньку Муо, где обитают тысячи достопримечательных летучих мышей, для разнообразия ехали другой стороной. Мыши и мыши: висят себе на деревьях головами вниз, иногда летают, ошалев от беспокойного сна. Жители рассказали нам, что это даже и не мыши, а летучие лисы — флай-фоксис, и они подбирают все окрестные посевы.

—Делов-то, истребить и все! — предложил Федька.

Оказалось, что трогать их нельзя. Самоанская невеста, выходившая замуж за туи-сонга, постаралась удивить возлюбленного чем-нибудь эдаким, чего у него не было, и в качестве подарка привезла с собой парочку этих флай-фоксис. За четыреста лет, прошедших после свадьбы, летучее потомство так выросло в числе, что стало настоящим бедствием. Но ведь королевские — значит, табу! И в деревеньке Муо, и в других местах Тонгатапу нам попадались кладбища. Кладбище — грустное место, но не в Полинезии. Холмики из ослепительно белого кораллового песка с цветами и разноцветными лоскутками. Даже могилы тонганцы наряжают, сообразуясь со своим чувством вкуса! Иногда над песчаным надгробием сооружено нечто вроде ворот, а на перекладине — такие же украшения…

Скачать всю книгу в формате pdf (0,98 Мб)

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *