Лучевой синдром и нравственность

Статья Александра Люцко в публицистическом издании «Земля тревоги нашей» (под ред. В.Яковенко, А.Люцко, А.Петрашкевич и др. — Мн.:Ураджай, 1991. — 216 с.:ил.), «Лучевой синдром и нравственность», стр. 45-69.

Скачать статью в формате pdf (5,59 Мб)

Выдающиеся научные достижения не раз ставили человечество перед нравственным выбором (вспомним хотя бы бурные споры о генной инженерии!). Но есть две точные даты, когда ответственность науки перед обществом достигла предельной остроты — год  1945-й и чернобыльская катастрофа   1986-го.

Атомный апокалипсис японских городов потряс планету. Не меньшее потрясение испытали изобретатели. Судьбы «отцов атомного оружия» — американца Юлиуса Роберта Оппенгеймера и советского физика А. Д. Сахарова — показательны и схожи.

Тот человеческий ужас, который ощутил Оппенгеймер в пустыне Аломогордо, наблюдая ослепляющий гриб, осознание вины и страшной ответственности перевернули его мировоззрение. Ни трумэновская проверка на «лояльность», ни даже публичный суд не заставили Оппенгеймера вернуться в законопослушные граждане Америки. Отлученный от атомных проектов, всю оставшуюся жизнь он посвятил борьбе с тем, что сотворил собственным разумом.

Вследствие тотальной секретности об участии в создании ядерного оружия и о правозащитной деятельности академика Сахарова в нашей стране стало известно почти одновременно. Официальное осуждение, ссылка, лишение наград и запоздалое горькое полупризнание не поколебали сахаровские взгляды на моральные ценности. Человек из будущего, изгой, совесть общества… «На Руси было три святых: Сергий Радонежский, Кузьма Минин и Андрюша Сахаров»— это оценка выдающегося нашего земляка академика Л. А. Арцимовича в его короткий приезд в Белоруссию в 1972 году.

Судьба этих гениальных людей не вызывает зависти, но это именно те жизни, за которые человечеству никогда не будет стыдно перед потомками.

Атомная бомбардировка разрушила два города, чернобыльская катастрофа разразилась над половиной планеты. Злосчастный реактор взорвался спустя сорок лет, после того как были изучены печальные последствия Хиросимы и Нагасаки, разработаны способы радиационной защиты и имелась армия кадровых специалистов.

Армия была, но она оказалась не готовой к ядерному нашествию. Стремительно наступавшей трагедии противостояли «маршалы и солдаты», по-разному информированные, стойкие и малодушные, спасавшие людей и спасавшие свои штабы. Собственный выбор сделал академик В.А. Легасов. Его добровольный уход из жизни — акт отчаянный, мотивы которого растворились в безгласности.

Какой выбор сделали остальные? Героически тушили видимое пламя пожарники, мало понимавшие невидимую опасность, ликвидаторы… К сожалению, среди тех, кто понимал все, Сахаровых не оказалось. Может быть, время было переломное, едва набирала силу перестройка и давила многолетняя сталинщина. Может быть, поэтому. По документам и публикациям сейчас нетрудно проследить истоки крупнейшей ядерной трагедии века, линии поведения, развилки и нравственные тупики.

Многие задаются вопросом, можно ли было избежать аварии в Чернобыле? С сожалением нужно признать: нет, потому что это было предопределено. Авария могла случиться не 26 апреля 1986 года, раньше или позже, на другом РБМК, обслуживаемом неквалифицированным персоналом, но к ней мы шли давно, с шестидесятых, последовательно и неотвратимо.

«Наихудшим бедствием, возможным в мирное время, создающим чрезвычайное положение с точки зрения облучения населения, является очень маловероятная авария энергитического ядерного реактора с выделением половины содержащихся в нем радиоактивных веществ. Максимальный размер подобного бедствия представлен в  табл. 3:

Предусмотрительно разработанные меры защиты населения при гипотетической радиационной аварии, опубликованные в марте 1957 года, пригодились уже осенью при ликвидации последствий широкомасштабного выброса радиоактивности на военном реакторе, производящем плутоний, в Уиндскейле (Великобритания).

В 1962 г. Национальный комитет США по радиационной защите обобщил этот опыт в своих рекомендациях, оперативно  переведенных  и  изданных  в СССР.

В этом обширном документе, помимо объяснения терминологии, способов оценки размеров катастрофы и предсказания исхода, подробно регламентированы действия должностных лиц, последовательность принятия решений (в числе первоочередных — полная информированность населения), рассмотрены вопросы радиационной безопасности, биологического и медицинского воздействия радиации, миграции радионуклидов по пищевым цепям и меры по предотвращению внутреннего облучения с продуктами питания, воздухом и водой.

Следует признать, что точность предсказания последствий за четверть века до реально случившихся событий достаточно высока.

В Советском Союзе имелся и собственный опыт. Только в 1989 г., наконец, стало известно о крупнейшей аварии 1957 года на Южном Урале. Но были еще испытательные взрывы в Казахстане, на Новой Земле, военные учения с атомным оружием, сотни больших и малых аварий, сведения о которых скупо прорываются в мемуарах причастных лиц.

Рекомендации Национального комитета радиационной защиты (НКРЗ) США тоже были изучены. Правда, как показали послечернобыльские события не пригодились по идейным соображениям. Противопоставление империалистического и социалистического подходов к реакторостроению выразилось в том, что Главатом СССР решил резко снизить требования к безопасности реакторов на атомных электростанциях.

Приходит в голову, что это сделано в ответ на «происки американцев».

«Наиболее ярким отображением… крайней точки зрения является известная работа американских физиков, согласно которой при такой (предельно возможной) аварии выброс продуктов деления, накопленных в активной зоне реактора, может привести при наиболее пессимистических предположениях к переоблучению 43 тыс. человек и 3400 смертельным случаям; стоимость поврежденного имущества — превысить 7 млрд. долл., площадь загрязнения территории — 385 тыс. кв. км.

…Важной чертой современного пересмотра основных положений проблемы радиационной безопасности ядерных реакторов является выдвинутая советскими физиками концепция необходимого и достаточного объема защитных средств и контрольной аппаратуры. Ставшая очевидной в последние годы переоценка степени опасности реакторов… привела к заключению, что во многих случаях некоторые защитные средства излишни и только удорожают стоимость эксплуатации соответствующих реакторов…). Типичным примером могут служить широко используемые за рубежом защитные оболочки вокруг энергетических ядерных реакторов. Подтверждения исключительно малой вероятности крупного разрушении активной зоны… привели к признанию правильности позиций   советских   реакторостроителей,   считающих   оболочку излишней.

Другим примером излишеств, применяемых в системах радиационной безопасности ядерных реакторов, является необоснованно большое число контрольно-измерительных средств, используемых для целей дозиметрии и радиометрии ионизирующих излучений» (Ю. В. Сивинцев. Радиационная безопасность на ядерных реакторах. М.: Атомиздат, 1967)

Взорвавшийся РБМК, как и его собратья на других АЭС, имел чисто символическую стальную защитную оболочку (с 1986 г. все реакторы в СССР срочно реконструируются, усиливается их защита).

Беспечность рано или поздно наказывается. К несчастью, наказание обрушилось на ни в чем не повинных людей.

В момент аварии у дежурного дозиметриста имелся сразу зашкаливший единственный прибор на 1 миллирентген в секунду. Пригодный рентгенометр на 1000 рентген задолго до 26 апреля «сгорел», а запасной был погребен в каптерке взрывом. Радиацию определяли «на ощупь», отправляя все новых людей на гибель — убедиться, что активная зона горит.

С дозиметрическими излишествами боролись не только на атомных электростанциях. Политическая линия ведомства провозглашена: дозиметрия как наука в стране перестала развиваться, сохранившись в нескольких закрытых учреждениях, в вузах сворачивались соответствующие курсы. От того времени нам достались давно устаревшие «бэры», «кюри» и другие единицы, которыми за рубежом перестали пользоваться 20 лет назад.

Сейчас, когда потребовалось спешно наладить производство дозиметрической и радиометрической аппаратуры, мало кто вспоминает, что Минское ПО им. Ленина выпускало индивидуальные и другие дозиметры для гражданской обороны и армии всей страны. Это производство тоже было ликвидировано, по-видимому, как «излишество в системе радиационной безопасности». Теперь «героев» этой деятельности не найти.

«Долг ученых-атомщиков — рассеять ложные предубеждения, объективно информировать общество об успешном решении проблемы радиационной безопасности. Автор этих строк работает в области практического использования атомной энергии более четверти века. Послевоенное развитие проблемы радиационной безопасности происходило на его глазах и при его непосредственном участии.

В итоге разработки надежной и всесторонней системы обеспечения радиационной безопасности персонала атомная промышленность и ядерная энергетика относятся к отраслям деятельности человека с минимальной опасностью.

Все это позволяет нам с оптимизмом относиться к планам широкого развития ядерной энергетики.» (Ю. В. Сивинцев Ядерная энергетика и экология. М.: Знание, 1976).

До опытной проверки ведомственного оптимизма оставалось 10 лет…

Как главный специалист и автор проектов удешевления реакторов за счет их безопасности профессор Ю.В. Сивинцев был в составе советской делегации в августе 1986 г. в Вене и не постеснялся скрепить своей подписью информацию «Авария на Чернобыльской АЭС и ее последствия» для Международного агентства по атомной энергии.

«Благодаря своевременно начатой и отлично организованной эвакуации населения из 30-километровой зоны никто из эвакуированных жителей не получил лозу, превышающую 25 бэр, а дети — более 1 бэр… Население, эвакуированное в связи с аварией на ЧАЭС, не получило радиационных повреждений.

Для эвакуации детей из Киева, предпринятой местными властями не было никаких объективных данных. В то же время стресс, обусловленный этой эвакуацией, по-видимому, не окажется бесследным ни для детей, ни для родителей. Не случайно в мировой радиобиологической литературе и практике радиологических клиник родилось представление о «психогенной лучевой болезни…» (Ю. В. Сивинцев. Радиация и человек. М.: Знание. 1987).

Простите, дети с пораженной щитовидной железой, профессора Сивинцева: не ведает, что говорит… Все-таки специалистом по радиационной безопасности людей он является по совместительству, отрабатывая таким образом основной оклад за безопасность взорвавшегося реактора.

Ссылок на «мировую литературу» Сивинцев не сделал, так как их не существует. С «практикой» проще:  радиологическая клиника. Институт биофизики 3-го главного управления Минздрава СССР и Минатомэнергопром — синонимы.    Созданы    они одновременно, охраняются одинаково, и секреты y них общие. Понятие «психогенной лучевой болезни», позже благозвучно переименованной в «радиофобию», разрабатывалось совместно. Об этом открытии 92 автора этого совместного предприятия (среди них, разумеется, и проф. Сивинцев) доложили Генеральному секретарю ЦК КПСС. Впрочем, об этом позже…

Из интервью заместителя председателя Государственного комитета по надзору за безопасным ведением работ в атомной энергетике члена-корреспондента АН СССР В. Сидоренко корреспонденту АПН 10 января 1990 г.:

«Корр. Видимо, в свете принятых решений по реакторам чернобыльского типа в западной прессе появились сообщения о пересмотре причин аварии на печально известном четвертом блоке…

В. Сидоренко: Никакого пересмотра нет и не может быть. Причинами непосредственно аварии стали ошибки персонала».

Отбывают срок бывшие директор АЭС Брюханов, начальник смены Фомин и главный инженер Дятлов. Долго искать виновных не пришлось. Виновники радиационной беззащитности атомных реакторов за бессонные весенние ночи на ЧАЭС поощрены и принципами не поступились.

Да! Главный внедренец РБМК академик  А. П. Александров ушел в отставку и занимается воспоминаниями. Героического поступка сродни сахаровскому он не совершил. Хотя тоже трижды Герой соцтруда…

Теперь, когда мы уточнили некоторые предшествовавшие обстоятельства, легче понять логику событий. А они развивались по сценарию, написанному в давние, дозастойные времена.

27 апреля 1986 года в Швеции и Финляндии зарегистрированы повышенные уровни радиации. Версия об аварии на шведском реакторе в Форсмарке вскоре была отвергнута. Метеоусловия указывали на то, что источник находится в СССР. Состав радиоактивных веществ показал, что произошла именно авария, а не атмосферный ядерный взрыв. Кроме того, наличие определенных изотопов говорило о том, что выброс происходит при высоких температурах с участием графита. Эта информация была немедленно передана в штаб-квартиру МАГАТЭ в Вене, а оттуда — во все страны Западной Европы, где начались контрольные наблюдения и мероприятия по защите населения. Вечером 28 апреля СССР подтвердил, что произошла серьезная авария.

1 мая на внутренних страницах газет появилось сообщение:

«ОТ СОВЕТА МИНИСТРОВ СССР

Как уже сообщалось в печати, на Чернобыльской атомной электростанции, расположенной в 130 километрах севернее Киева, произошла авария…

Приняты первоочередные меры по ликвидации последствий аварии. В настоящее время радиационная обстановка на электростанции и прилегающей местности стабилизирована…»

2 мая в отчетах о первомайских демонстрациях «Советская Белоруссия» писала:

«Гомель. Рапорты и макеты, рассказывающие о достижениях гомельских машиностроителей в ускорении научно-технического прогресса, пронесли в этот день рабочие станкостроительного завода имени С.М. Кирова, объединения «Гомсельмаш»,  завода пусковых двигателей и станочных узлов».

В мае чернобыльская информация публиковалась почти ежедневно.

7 мая. «… Работники АЭС, которые несут вахту в Чернобыле, знают, что об их близких позаботятся. Они знают, что есть сила могущественней, чем энергия атома. Она питает нас в любых нелёгких испытаниях. Эта сила — советский характер».

9 мая. «Проезжаешь по территории Брагинского, Хойннкского и Наровлянского районов, которые находятся недалеко от Чернобыльской АЭС, и замечаешь: идёт обычная жизнь, продолжаются работы в поле, на фермах. Механизаторы ведут химпрополку озимых и яровых культур, животноводы заботятся о высоких надоях. А. Готовчиц».

14 мая. «Беседую с очередным… пациентом — восьмидесятилетним Терентием Петровичем Максименко. Через три войны прошёл ветеран, разное встречал в жизни. Он так комментирует сложившуюся ситуацию:

— В беде… люди всегда должны помочь друг другу. Однако вместо сочувствия, западные «голоса» на все лады распространяют ложь в связи с аварией, сеют панику. При этом умалчивают, что атом, заключённый в бомбы и ракеты, которыми напичканы многие страны Западной Европы, несравненно опаснее. Мы же знаем свою реальную радиационную обстановку, прошли медицинское обследование и спокойно продолжаем обычную крестьянскую paботу. По заключениям специалистов, угрозы для нашего здоровья нет».

Если бы знал Терентий Петрович, что и в 1990 году в Белоруссии остро не хватает лекарств и диагностического оборудования, может быть, он не так бы доверялся людям «в белых халатах». Хотя как не довериться, если на той же полосе напечатано:

«ОТ СОВЕТА МИНИСТРОВ СССР

Радиационная обстановка в Белоруссии и на Украине… улучшается. В районах за пределами 30-километровой зоны ведутся сельскохозяйственные работы, нормально функционируют промышленные предприятия, осуществляются обычные туристические маршруты».

«— Сегодня мы пришли к выводу, что главная, основная опасность устранена,— сказал корреспондентам ТАСС заместитель Председателя Совета Министров СССР И.С. Силаев. —…Того, что предсказывали на Западе, где на все лады кричали о предстоящей колоссальной катастрофе, не произошло. Сегодня мы твёрдо уверены, что опасность миновала…»

Ведущая республиканская  газета  продолжал «информировать» читателей:

20 мая. «… Не иначе, как героическими, можно назвать трудовые будни животноводов совхоза «Брагинский», находящегося на линии тридцатикилометровой зоны. Комплекс по выращиванию нетелей было решено оставить на месте. Обслуживание молодняка сейчас тут ведется вахтовым методом…»

«На развилке одной из дорог надпись: «Чернобыль 29 км». Всего в семи-восьми километрах от этого места люди продолжают спокойно трудиться, живут привычными заботами. Заведующий Верхнежарской фермой колхоза «Нижний Днепровец» Юрий Шагидулович Синагулов говорит, что весь скот выведен на пастбища, дружно и слаженно действует коллектив фермы, где в эти дни получают от коровы почти на два килограмма молока больше прошлогоднего…»

«… У деревни Савичи (вскоре жители этой деревни были эвакуированы, так как только по стронцию-90 уровень загрязнения составлял 2,2 кюри на квадратный километр — А. Л.) оперативно работают дозиметристы. Наш вертолет приземляется рядом и мы подходим к площадке дезактивации техники. Знакомимся с водителями рабочего объединения «Сельхозхимия» Н. В. Пузыриным и Л. В. Езенком.

— Сейчас везём минеральные удобрения со станции Елча,— говорит Николай Васильевич. — Ежедневно делаем по два рейса. Понимаем: пора горячая, самое время подкормки посевов и ухода за ними…»

«… Стали мы и свидетелями футбольного матча между командами Хойникского н Брагинского районов, который проходил при переполненных трибунах. И. Кукса (корр. БЕЛТА)».

Стоп, хватит! Это какое-то безумие: чуть не в 30-километровой зоне производится начиненная радиоактивным йодом, цезием и стронцием сельхозпродукция, которая скоро поступит в магазины всей страны, на загрязненной земле играют в футбол… И рефрен: люди спокойно трудятся, все спокойно. Зачем вообще повторять об отсутствии боли, если ничего не болит? А может, это условный журналистский сигнал? Мы ведь привыкли читать между строк: слишком настойчиво утверждается благополучие, значит, что-то не так!

И еще вот что приходит в голову, когда листаешь республиканские газеты 86-го: в Киеве штурмуют вокзалы (по слухам), где-то в Москве проходят пресс-конференции — откуда-то издалека поступают приглушенные вести, как об ураганах во Флориде. Жалко, конечно, что бедствие, но нас не касается. Белоруссия трудовой поступью шагает по пятилетке, а кое-где дает по два килограмма молока сверх плана.

Несколько газетных полос с докладом председателя Президиума Верховного Совета БССР Г. С. Таразевича на сессии — о Чернобыле ни слова. Из доклада первого секретаря КПБ Н.Н. Слюнькова на  пленуме ЦК КПБ 30 июля: «На сегодняшний день кормов запасено меньше, чем их было в минувшем году на эту дату. Особенно большой недобор травяных кормов в Гомельской области… Перестройка — процесс сложный и неоднозначный. Для его осуществления нужны настойчивость, инициатива, неудовлетворенность достигнутым». На этом же пленуме председатель Совета Министров БССР М.В. Ковалев довел до сведения присутствующих, что «среднегодовой объем продукции сельского хозяйства предусматривается повысить в Гомельской области на 13,1, в Могилевской — на 14,6 процента». О Чернобыле — ни слов!

Из интервью с министром здравоохранения Н. Е. Савченко (Советская Белоруссия. 1986, 8 июля)

«В последние дни ходят упорные слухи о расширении зоны из которой население временно эвакуировано. Называются размёры — сорок, пятьдесят, даже шестьдесят километров…

— …Сегодня мы знаем, что и внутри 30-километровой зоны есть достаточно чистые поселки и деревни, вполне пригодные для проживания,  и  уже  поставлен  вопрос  о  возвращении  туда людей.

— Некоторые читатели задают вопрос: почему работники районных санэпидстанций отказываются принимать на проверки овощи, другие продукты питания от населения?

— Представляете, что будет, если каждый принесет свой лук, молоко или щавель? У нас не хватит ни сил, ни технических средств, ни времени все это проверить. Да это в общем-то и не нужно».

И едва не последняя заметка из Брагина 13 июля:

«С удовлетворением глядим на обновленный лик города (после дезактивации и обработки — А.Л.), на асфальтные ленты улиц, у колонки пьем холодную родниковую воду… А на окраине женщины полют бесконечные ряды свеклы.  Жизнь продолжается. А. Гурачевский, прораб СУ-177 треста № 24».

Со второй половины 1986 года информация об аварии практически исчезла. Сенсация кончилась, тема исчерпана. Впрочем, теперь она передавалась кому следует, под грифом «Для служебного пользования», ибо «жизнь продолжается»: в загрязненных зонах строились новые поселки, шла дезактивация, а на мясокомбинатах радиоактивная говядина разбавлялась до «радиоактивной кондиции».

К чернобыльской теме пришлось вернуться через  три года, потому что ложь полезла изо всех дыр. Возвращение традиционно началось с той ноты, на которой в свое время закончили.

Из   интервью   замминистра   здравоохранения республики,   главного  санитарного   врача   БССР В. Н. Бурьяка:

«Корр. С чем был связан недавний запрет давать детям овощи?

В. Бурьяк. Только не с радиацией. Уже точно установлено, что даже на самых зараженных землях овощи вырастают чистыми.

Корр. Почему в Минске в 1986 году не было запрещена первомайская демонстрация?

В. Бурьяк. … Уровни гамма-фона не представляли никакой опасности. Поэтому отменять демонстрацию не было никакой необходимости.

Корр: В Хойникском районе резко возросло число заболеваний. Что вы можете сказать по этому поводу?

В Бурьяк: … Не только в Хойникском районе. Вы вспомните, в прошлом году по республике прокатилась эпидемия гриппа». (Советская Белоруссия. 1989. 9 февраля).

27 апреля в Минске гамма-фон составлял около 1000 микрорентген в час. 28-го вечером небольшой дождь вымыл часть радиоактивности из воздуха, и фон упал до 100 — 200 микрорентген в час. В дальнейшем в течение почти двух месяцев он медленно спадал до уровня естественного (10 — 15 микрорентген в час).

Перед тем как продолжить хронику 1989 года, вспомним еще одну публикацию трехлетней давности в «Советской Белоруссии» от 22 июля 1986 года «Время трудных забот» (отвечает начальник Главного санитарно-эпидемиологического управления Минздрава БССР В.Н. Бурьяк):

«… Сейчас, после детального изучения радиационной обстановки, мы знаем около 20 адресов в зоне отселения, которые остались практически чистыми и куда уже в ближайшее время можно будет вернуть жителей… Хотелось застраховаться от всяких неожиданностей, не подвергать здоровье людей даже малейшему риску.

… Тщательные исследования с помощью специальной аппаратуры показали, что те дозы облучения, которые получили наши пациенты, находившиеся в самых «горячих точках», очень далеки от критических.

Обследованы источники водоснабжения, реки, озера, изучена загрязненность посевов и пастбищ, общественных огородов и садов. Установлен жесткий радиационный контроль продукции пищевых предприятий, введена специальная дозиметрическая проверка на рынках, выборочно проверяются собранные в лесах ягоды и грибы, продукты из личных хозяйств и с дачных участков. На каждой санитарно-эпидемиологической станции развернуты радиометрические лаборатории, где любой может сдать на анализ фрукты или овощи».

Последняя фраза, правда, не совсем увязана с информацией шефа — министра Н.Е. Савченко (интервью 8 июля 1986 года). Но вернемся в год 1989-й.

Из интервью зам. министра здравоохранения БССР, Главного санитарного врача БССР В.Н. Бурьяка (Беларусь, № 6. 1989 г.):

«По той причине, что ситуация долгое время не была достаточно ясной даже для специалистов, мы и находились в информационном вакууме относительно радиационной обстановки до того времени, пока в начале года не были, наконец, опубликованы карты радиационного загрязнения республики…»

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! А как же тщательные исследования»? Хотя, конечно: чем больше узнаешь, тем меньше знаешь. Но все равно подозрительно, что главный санитарный врач республики, вроде бы и специалист, а пребывал в «информационном вакууме», пока вместе со всем населением не увидал в газетах карты радиационного загрязнения. Мог хотя бы позвонить начальнику Белгидромета, который информирован гораздо лучше:

Информация Белгидромета: «К сентябрю 1986 года были углубленно исследованы основные зоны загрязнения. Четко определились два пятна: южное — юг Гомельской области, и северное — север Гомельской и юг Могилевской областей. Для первого пятна были характерны высокие уровни гамма-излучения в первые дни посте аварии за счет выпадения короткоживущих радионуклидов йода-131. Кроме того, здесь были обнаружены изотопы цезия-137, а на границах 30-километровой зоны — стронция-90 и плутония — 239 и 240» (Советская Белоруссия, 1989. 9 февраля).

Из того же интервью В.Н. Бурьяка: «Комплекс выполненных на первом этапе мероприятий оказался достаточно эффективным.  Никто из эвакуированных людей не набрал предельной дозы. На сегодняшний день выявлен один человек, который получил 38 бэр, еще двое — 33-35 и примерно 250 человек получили от 25 до 30 бэр».

А как, кстати, были определены дозы, да еще с такой поразительной точностью, если радиационная обстановка прояснилась лишь в 1989 году? И еще один вопрос: если дозы, полученные населением, оказались меньше ожидаемых, то какие ожидались и как это подсчитано?

«Дозы облучения щитовидной железы оказались ниже, чем  ожидалось, в 5 — 20 раз, дозы внешнего облучения — в 5- 7 раз, 1 внутреннего — в 10- 15 раз. Суммарная доза облучения для жителей наиболее загрязненных пунктов зоны жесткого контроля с 26 апреля 1986 года на сегодняшний день составила 9 бэр, для всех остальных — в три раза меньше. Это тот уровень, который позволяет нам чувствовать себя достаточно уверенно относительно оценки отдаленных последствий.

(Конечно, чем больше цифр, тем убедительнее. Тут главное — приводить их без запинки, не моргнув глазом.- А. Л.)

Корр. Но теперь появился новый норматив в 35 бэр за жизнь, почему же сразу в 1986 году он не был установлен?

В. Бурьяк. Да по той простой причине, что до Чернобыля наука не имела о нем представления… Слухи об увеличении количества больных беспочвенны. Структура заболеваний в этих районах за прошедшее время не изменилась…»

Доктор медицинских наук В. А. Книжников, хотя и поддерживает линию В. Н. Бурьяка и вообще из той же команды, но расходится с ним в частностях (НТР, № 15, 1989 г.):

«Да, авария на четвертом блоке была страшной и необычной, необычной в техническом отношении. Но ее экологические, медицинские последствия вполне подчиняются уже хорошо известным закономерностям — в нашей стране и в мире накоплен и обобщен большой опыт и кратковременных продолжительных радиационных воздействий на природу и человека.

Поэтому мы можем, с одной стороны, твердо сказать, что никакого «радиационного кошмара» в затронутых Чернобылем районах нет и не предвидится, а с другой — дать точные, выверенные рекомендации».

Не совсем ясно, какой отечественный опыт имеет в виду В. Книжников (если же он обобщен, хорошо бы получить к нему доступ!). А что касается международного опыта, то можно привести бесчисленное количество публикаций авторитетных зарубежных специалистов, где утверждается прямо противоположное. Может, чернобыльская авария обрушилась на человечество не впервые, и профессор знает об этом?

После встречи с народными депутатами 17 июня 1989 года, где С.С. Шушкевич (в то время профессор и заведующий кафедрой ядерной физики университета) рассказывал о радиационной обстановке в Братине, В. H. Бурьяк сообщил корреспонденту «Советской Белоруссии»:

«Видимо, Станислав Станиславович не успел до конца разобраться в сложных проблемах радиационной медицины. Не хочу перебирать все фактические неточности в его выступлении. Скажем, в Брагине, о жителях которого он беспокоится, радиационный фон в прошлом году был ниже, чем в Минске».

Главное — без запинки!.. Но мы тоже вынуждены привести цифры: в Брагине, самом загрязненном белорусском райцентре, концентрация цезия-137 в среднем составляет 27 кюри на квадратный километр, а уровень гамма-фона — около 250 микрорентген в час даже сегодня (в Минске— 11 — 17 микрорентген в час). И эти данные, в отличие от названных В. Бурьяком, очень легко проверить!

Наверное, достаточно. Комсомольский задор и оптимизм бывшего заместителя министра здравоохранения — всего лишь следствие, как бы сказать помягче, некомпетентности, хотя для должностного лица такого ранга она удивительна. Впрочем, не удивительна, ибо вся деятельность и само существование командно-административной системы со свойственными ей кадровыми играми построены на некомпетентности.

Настоящая   «кухня   радиационной   политики» находилась, однако, не в периферийных столицах. Уже упоминавшееся симбиотическое объединение Мннатомэнергопрома Минобороны и 3-го главного управления Минздрава СССР, управляется из Москвы и имеет филиалы, приближенные к местам радиационных событий, например, на Урале. После аварии в Чернобыле частью кадров пришлось поделиться для организации филиалов в Белоруссии, на Украине и на Брянщине.

Генералитет этого своеобразного объединения; составил основу Национальной комиссии по радиационной защите (HKP3 СССР). Ее председатель — директор Института биофизики 3-го ГУ академик Л.А. Ильин, заместитель — академик Л.А. Булдаков из того же института, активные члены — академик В. А. Матюхин (направленный в Минск), члены-корреспонденты АМН СССР А. Гуськова, А. Цыб и другие. Лишних нет, так что единство обеспечено.

Сразу после чернобыльской аварии НКРЗ проделала крупную организационную работу. Был срочно переиздан основной документ, регулирующий вопросы радиационной безопасности и защиты — Нормы радиационной безопасности. В новых НРБ-86/87 пределы дозы для населения ликвидированы. Вместо этого регламентировано, что дозовый предел в обычных условиях соответствует 0,5 бэр/год, а при аварии «Министерством здравоохранения СССР могут устанавливаться для  населения  временные основные дозовые пределы и допутимые уровни». Заметим, что с 1928 года, когда нормирование облучения было введено впервые, по мере накопления данных об опасности радиоактивных излучений предельные дозы снижались неоднократно, и в сравнении с первоначальными уменьшены в 12 раз. Таким образом, девальвация  завоеванных дозиметрических  уровней произошла впервые за всю историю радиобиологии. И только в СССР.

Вряд ли долго сопротивлялся С.П. Ярмоненко, издавший в 1984 г. учебник для вузов «Радиобиология человека и животных». Он не стал цепляться за догмы всей предыдущей науки и ввел новые главы, в которых развил учение о пользе радиоизлучений. В порядке плюрализма и альтернативы мировой радиобиологии новый учебник переиздан в невероятно короткий для отечественных издательств срок: он увидел свет в 1987 г.

Что еще? Согласовав единую линию, члены НКРЗ отправились на места и в пункты назначения. В. Антонов издал на Украине увлекательное чтение о радиофобии «Уроки Чернобыля», одобренное, как сказано на титульном листе, Государственным комитетом по использованию атомной энергии СССР.

Академик В. А. Матюхин неоднократно выступал в белорусской прессе.

«Каковы же реальные величины доз облучения у различных групп населения?

В районах жесткого контроля…  за три послеаварийных года у 62,1 процента этого населения (в 431 населенном пункте) дозы в пределах от  до 5 бэр; у 33.6 процента (в 289 населенных пунктах) — 10 — 15 бэр и 1,2 процента населении (в 19 населенных пунктах) — от 15 до 17.3 бэра». (О. Пятак, В. Матюхин. А. Цыб. Вечерний Минск. 1989 . 30 мая.)

Знакомые дозы и снова с потрясающей точностью! Их уже называл в своих многочисленных интервью В.Н. Бурьяк.

«…По рекомендации Национальной комиссии по радиационной защите Минздрава СССР был введен в действие… разработанный ранее норматив предельно допустимой аварийной дозы общего облучения населения за первый год после аварии, равный 10 бэр. В последующие годы вплоть до 1 января 1990 года были регламентированы ужесточенные в 3-4 раза значения ПДУ — 3 бэра и 2,5 бэра. На основании многих сотен тысяч прямых и косвенных измерений было установлено, что фактическая облучаемость… населения, проживающего в зонах жесткого контроля, составила за первый год после аварии 3,7 бэра, а за 1987—1989 годы (включая расчетные оценки за 1989 год) — 2,3 бэра. Как видите, благодаря предпринятым мерам удалось реально снизить дозовые нагрузки на 65 процентов против разрешенного предела облучения.

Вице-президент АМН СССР, председатель НКРЗ СССР, директор Института биофизики АМН СССР академик Л. А. Ильин». (Медицинская газета. 1989. 26 апреля).

Как видим, не спали и в центре. И расставлены все точки над «i», ведь именно эти приведенные академиком дозы повторяют и В. Бурьяк, и В. Матюхин. Пора, наконец, разобраться, как они рассчитаны.

Благодаря настойчивости народных депутатов из Белоруссии удалось-таки получить тщательно засекреченные методики расчета и даже встретиться с авторами. Авторы, как нетрудно догадаться,— сотрудники Института биофизики, который возглавляет академик Л. Ильин.

В методике сказано:

«Доза внешнего облучения за  1986—1989 гг. может быть оценена по соотношению:

Двнешн=Kσ137,

где σ137 — плотности поверхностного загрязнения цезием-137 в Ки/км2, а К — эмпирические коэффициенты (цифры для районов БССР), которые н методике приведены тоже.   Если их использовать, получится:

Не правда ли, похоже на то, что многократно растиражировано со слов Л. Ильина? И «разрешенный уровень» не превышен. Если таблицу продолжить (в Белоруссии есть пятна с активностью за 100 кюри на квадратный километр), получится 1,2 процента переоблученных, как у академика Матюхина с соавторами, и может быть, даже не названный В. Бурьяком тот «один человек, который получил 38 бэр.

Но ведь это только скромно уполовиненные дозы внешнего облучения цезием! Мы ведь нуклидами еще и питались, тем более что в начальный период после аварии их было — целая таблица Менделеева!

Просим прощения, не вся таблица: от радиойода заботливый Минздрав и его 3-е главное управление нас избавили…

«…За счет проведения сразу после аварии мероприятий па радиационной защите населения, рекомендованных Минздравом СССР и нацеленных прежде всего на предотвращение поступления радиойода в организм, удалось снизить возможные дозовые нагрузки в среднем на 50 процентов, а в ряде случаев и до 80. В частности, был введен запрет на потребление молока и других продуктов, содержащих йод-131 (Л. А. Ильин. Медицинская газета, 1989.  26 апреля).

«В СССР йодной профилактике подверглись 5,4 млн. человек, в том числе 1,7 млн. детей». (Из доклада Л.А. Ильина во Всемирной организации здравоохранения. EURO Reporls and Studes. ПО. ВОЗ, Женева, 10—13 ноябри 1987).

Эту бесценную информацию академик Ильин задолго до того, как сообщить соотечественникам представил компетентным специалистам за рубежом

Специалисты оценили и одобрили проведенные защитные мероприятия, рекомендовав всем членам ВОЗ воспользоваться положительным опытом Советского Союза. Не могли же ученые предположить, что известный советский академик немножко обманывает, как простой нехороший человек.

«Была представлена информативная картина радиологических последствий аварии на Чернобыльской АЭС в Советском Союзе и мер по их ликвидации. К их числу относятся широкомасштабные защитные меры, ранняя эвакуация части населения, профилактика стабильным йодом, разработка временных норм допустимого радиоактивного загрязнения и ограничения потребления в пищу радиоактивно загрязненных продуктов». (Ф.Н. Флакус. Обзор конференции МАГАТЭ в Сиднее, апрель 1988).

Из «Руководства МАГАТЭ по безопасности», документ № 72, Вена, 1988:

«После поглощения изотопа йод-131 радиоактивность щитовидной железы достигает 50 % максимума в течение приблизительно шести часов и, самое позднее, через один или два дня. Поэтом для достижения максимального снижения дозы предпочтительно чтобы стабильный изотоп йода был введен до поглощения радиоактивного изотопа йода или как можно быстрее после этого».

Йодная профилактика переселенцев из 30-километровой зоны впервые проведена 1-2 мая, жителей Наровлянского района — 3-4 мая (через неделю и позже после аварии). В большинстве районов БССР такая профилактика вообще не проводилась. Как-то неудобно уличать академиков во лжи, но когда ложь многоэтажная…

Из диалога научного обозревателя АПНЭ. Горбуновой и академика Ильина (Советская Белоруссия. 1986. 6 июня):

«— Вы сказали о препаратах стабильного йода. Получали ли их люди, живущие за пределами 30-километровой зоны? Я спрашиваю вас об этом, потому что приходилось слышать о необходимости принимать меры предосторожности. Например, больше находиться в помещениях, не открывать форточек… В этом действительно была необходимость?

— Ее не было и нет. Ни в один из дней после аварии радиоактивность вне непосредственной близости от станции не приближалась к уровню, представляющему опасность для здоровья… Компетентные эксперты ВОЗ сделали уже 6 мая такие выводы: нет необходимости для проведения среди населения специальных мероприятий (в частности, для назначения препаратов йода). Нет оснований и для наложения эмбарго на экспорт пищевых продуктов или для ограничения передвижения населения».

Вот так, экспертам ВОЗ доложено, что йодной профилактике подвергнуто 5,4 млн. человек, а соотечественникам, что ВОЗ в этом не видит никакой необходимости. Вместе с тем на Западе и йодная профилактики, и защита населения от загрязненных продуктов проводились, что вызвало у нас неодобрение и даже осуждение.

Сообщение ТАСС:

«…На Западе в связи с аварией на Чернобыльской АЭС пущены в оборот измышлении о том, что советские экспортные товары транспортные средства представляют опасность из-за их «радио активного заражения…»

«… В ФРГ было снято с продажи на рынках свежее молоко, готовые к уборке овощи в значительных количествах уничтожены». (В- П. Антонов. Уроки Чернобыля. Киев, 1989.)

Ах, какая бесхозяйственность! Что они там сеют панику? А у нас в тридцатикилометровой зоне коров доят вахтовым методом и идет химпрополка, а «среднегодовой объем продукции сельского хозяйства предусматривается повысить»…

Однако вследствие «паники» на Западе удалое уравнять дозы внешнего облучения и облучения от радиоактивных продуктов в сравнении с первоначальным периодом, когда дозы внутреннего облучения   у   них   впятеро   превышали   дозу   внешнего

«Член советской делегации на совещании вице-президент Академии медицинских наук СССР проф. Л.А. Ильин… отметил, что в целях обеспечения того, чтобы уровни загрязнения после аварии не превышали допустимые, был предусмотрен и проводился контроль продуктов питания, потребляемых жителями городов..,. Сельское население, которое преимущественно пользуется продуктами питания собственного производства, после аварии было, соответствующим образом предупреждено». (Бюллетень МАГАТЭ, том 28. 1986. с. 78—79)

«Широкая гласность необходима, как воздух. Дефицит информированности только вредит»,— Л.А. Ильин (Медицинская газета. 1989. 26 апреля.)

Жаль, что белорусские крестьяне не читают бюллетени МАГАТЭ, у них бы ликвидировался дефицит информированности. А так не все знали, что они предупреждены «соответствующим образом» в документах «для служебного пользования»…

*****

№ 7/375 от 12.5.86 г., Минск. ДСП

1. Сообщаем, что на период ликвидации последствии аварии на АЭС с 7.05.86 г. вводятся «Временные нормы допустимого содержания радиоактивных веществ в питьевой воде, пи щевых продуктах и кормах».

В случае превышения указанных величин продукты подвергаются разбавлению более чистыми продуктами или направляются на переработку.

Для проведения контроля за питьевой водой и продуктами питания Госагропрому БССР передать санитарной службе приборы ДП-100 и СРП-68-01 с дозиметристами.

Реализацию молока через органы госторговли и Белкоопсоюза разрешить только при объявлении «для взрослого населения».

Председатель Госагропрома БССР Ю. М. Хусаинов

Министр здравоохранения БССР Н. Е. Савченко

*****

Ладно, до 7 мая норм не было, хотя именно до этого срока радиоактивное облако во всех направлениях «утюжило» республику. А с 7-го они появились… Но переданы облисполкомам, министерствам и ведомствам, а также штабам ГО только 12 мая! Не самый крупный просчет, не будем придираться.

Заметим, однако, что 20 милликюри — это активность, с которой в так называемых горячих изотопных лабораториях атомных реакторов работают только с дистанционными манипуляторами-роботами. В 1986 году на кафедре ядерной физики БГУ для студентов была поставлена лабораторная работа, в которой в качестве радиоактивных источников применялись банки рогачевской сгущенки.

К сожалению, даже эти чудовищные «активности» никак не могли быть проконтролированы, ибо в письме идет речь о нескольких штуках имевшихся приборов (на всю республику и все продукты!). Ни по назначению, ни по чувствительности для контроля загрязненности они не приспособлены. Вот в эпицентреатомного взрыва они бы пригодились!

Из интервью корреспонденту «Советской Белоруссии» 9 февраля 1989 г. первого заместителя Предсовмина БССР, председателя Госагропрома Ю. М. Хусаинова:

«Ю. М. Хусаинов. …«Загрязненная» земля — не бесплодная. Она может кормить людей.

Корр. Почему на этикетках нельзя узнать степени загрязненности молочных продуктов или мяса?

Ю. М. Хусаинов. Потому что продукция, содержание радиоактивных веществ в которой выше норматива, в продажу не попадает и в дополнительных маркировках просто нет необходимости. Все, что лежит на прилавках,—«чистое».

И эта «загрязненная» земля кормит нас до сих пор. Например, в совхозе «Братство» Наровлянского района рядом с 30-километровой зоной цезием и стронцием совсем недавно откармливалось более 3 тысяч голов скота. В марте 1990 года там полным ходом шло строительство еще двух крупных коровников, и только усилиями общественности это преступление, наконец, остановлено.

К сожалению, спустя три года Ю.М. Хусаинов по-прежнему считал, что если ВДУ не превышен, значит — «чисто». В канун четвертой годовщины аварии в многочисленных интервью Хусаинов особо подчеркивал, что наши нормативы даже «жестче западных».

К сведению Юрия Миневалича и иже с ним.

Первое. Временные допустимые уровни загрязнения (ВДУ) в странах Западной Европы действительно были установлены в 1986 году сразу после чернобыльского взрыва и действовали недолго, сыграв важную роль в защите населения. Через два месяца они были отменены.

Второе. Радиоцезий с периодом полураспада 30 лет среди естественных радионуклидов не числится, его наличие в окружающей среде — следствие человеческой безответственности. Впервые он появился в глобальных выпадениях термоядерных взрывов, а необходимость его нормирования возникла только после Чернобыля (до 1986 г. таких ВДУ не было и в СССР).

Третье. Действующие временно допустимые уровни загрязнения (на сотни лет?) в 1990 г. рассчитаны исходя из дозы внутреннего облучения при потреблении продуктов питания 0,8 бэра в год. Таким образом, «чистыми» надо называть такие продукты, в которых ни цезия-137, ни стронция-90 нет совсем.

Споры о дозах и радиоактивной «чистоте» пищевых продуктов не закончены и сейчас, после осуждения казенных позиций верховной советской властью, уже твердо установлено, что дозы ликвидаторам означались «с потолка» старшими офицерами, а для населения — Институтом биофизики, вернее, по его методике. Совершено преступление не только перед беззащитными людьми, которые оказались лишенными социальной защиты общества, потому что их инвалидность не связывается с радиацией, но и перед самой наукой: государственный регистр на сотни тысяч переоблученных фальсифицирован и не может быть использован для расчета риска отдаленных последствий.

Смехотворно малые дозы, на которых настаивает 3-е главное управление Минздрава СССР, давно вошли в противоречие с реальностью и здравым смыслом. Ведь теперь, оказывается, не десятки и сотни, а всего несколько бэр вызывают такие последствия, что их должно признавать опасными!

Расчет доз в нашей стране почему-то традиционно — внутреннее дело Минздрава, а не физиков или математиков. Вероятно, со здравоохранением у нас все в порядке, и при избытке досуга врачи занялись интегральным исчислением. И что характерно — у всех получился одинаковый результат! Не будем раскручивать новый виток этой детективной истории: мы уже знаем, где и как это считалось.

А пока в полном безмолвии осуществлялся «ряд мероприятий по ликвидации последствий», из зон загрязнения рос поток тревожных сообщений: анемии, вялость, заболевания щитовидной железы, особенно у детей, нервные и вегетативные расстройства, изменения опорно-двигательного аппарата… Так есть рост заболеваний или его нет? Вот вопрос!

«В 1986 и 1987 гг. непосредственно в районах, подвергшихся радиоактивному загрязнению, бригадами высококвалифицированных специалистов… был проведен анализ состояния здоровья детского и взрослого контингентов населения, подтвердивший отсутствие отклонений в распределении их по группам здоровья по сравнению с контрольной.

Тем не менее, в результате опроса части обследованного населения установлено, что в ранние сроки после аварии у некоторых из них наблюдалась астеническая симптоматика в виде психической и физической вялости, вегетативных расстройств. На момент обследования у взрослого населения, проживающего в загрязненных районах вне 30-километровой зоны вокруг Чернобыльской АЭС, отмечался повышенный уровень тревожности, выражавшийся в озабоченности ситуацией из-за опасений за здоровье детей, изменения привычного уклада жизни. Эта напряженность и хроническое состояние стресса ведут у части населения к развитию синдрома радиофобии, и в настоящее время в сложившейся радиационной обстановке могут представлять собой даже большую угрозу для здоровья, чем само облучение». (Л. А. Ильин, О. А. Павловский. Доклад на Международной конференции МАГАТЭ 28 9ш 2.10.87 г.— Бюлл. МАГАТЭ, т. 29, № 4, 1987).

Есть все-таки заболевания, стимулированные радиацией, или их нет? С одной стороны, обследования ничего не выявили, с другой — выявили озабоченность состоянием здоровья. «Астеническая симптоматика в виде психической и физической вялости, вегетативные расстройства»— это «озабоченность или болезнь?

«В общей структуре заболеваемости взрослого населения подвергнувшегося радиационному воздействию, за три года существенных изменений не произошло.

Мы столкнулись с так называемой радиофобией. С точки зрения врача радиофобию можно определить как повышенную психоэмоциональную реакцию на реальную или мнимую опасность радиации. Она входит в группу особого типа неврозов и, следовавательно, требует диагностики, профилактики и лечения» (В. Матюхин, А. Цыб. Вечерний Минск. 1989. 30 мая.)

Как видим, согласованное решение найдено и получило мировое и региональное распространение. Любопытно, кому из членов НКРЗ первому пришла в голову счастливая идея разом объяснить все проблемы, оригинально обойдя их источник — радиацию. На этом, наверное, надо бы поставить точку. Но делать это рано. Мы еще не упомянули другое «изобретение» НКРЗ: «35-бэрную концепцию». Поскольку в Белоруссии уже накопился опыт временных нормативов, их использования, контроля и ранних последствий, новый «безопасный» дозовый предел на всю жизнь не вызвал никакого энтузиазма.

«Концепция» утверждена Минздравом СССР (и на момент написания книги не отменена), но НКРЗ  СССР во главе с академиком Ильиным пришлось за нее побороться. Испытанными средствами и с использованием международной поддержки, недоговаривая многого соотечественникам и зарубежным коллегам.

«Посетившие СССР в июне 1989 г. эксперты Всемирной организации здравоохранения публично одобрили действия советских специалистов». (В. А. Книжников, д. м. н. НТР, № 15, 1989)

Экспертов было три: доктор Бенинсон, профессор Пьер Пеллерен и доктор Уайт. За 12 часов встречи с белорусской научной общественностью в конференц-зале АН БССР они узнали для себя много нового и весьма поучительного. Гости были весьма вежливы с пригласившими их хозяевами, но опрометчивых шагов не делали. Советской стороне они оставили пресс-релиз, в котором справа вверху (там, где в минздравовских приказах по Чернобылю обычно значится: «Для служебного пользования»), помечено: «Не для официального использования». В заключительной фразе этого документа дипломатично сказано, что «установление конкретных дозовых пределов — дело Национальных комиссий по радиологической защите». Вот и все одобрение.

Все предпринятые ведомством акции в защиту своих позиций приводить не будем — некрасиво и не типично для ученых: обвинения в некомпетентности инакомыслящих и жалобы «на самый верх». Вот только выдержки из одного документа, поскольку он имеет значение принципиальное, как известная статья Нины Андреевой.

«Председателю Верховного Совета СССР товарищу Горбачеву М. С.

ЗАЯВЛЕНИЕ

группы ученых, работающих в области радиационной безопасности и радиационной медицины, в связи с ситуацией, обусловленной аварией на Чернобыльской атомной электростанции

Радиационная обстановка в районах БССР РСФСР, УССР, подвергнувшихся загрязнению в результате аварии на Чернобыльской АЭС, обоснованно вызывает тревогу и обеспокоенность ученых, населения и общественности.

Уровни излучения в этих районах… продолжают снижаться. Одновременно эмоциональная напряженность населения неуклонно возрастает… При этом все отклонения, выявляемые в процессе обширных многосторонних обследований, связывают с радиацией.

На этой основе формируются безответственные, научно не обоснованные решения и подрывается доверие практически к любым медицинским и гигиеническим рекомендациям.

… Мы с полной ответственностью заявляем, что обоснованный и рекомендованный НКРЗ в качестве критерия для принятия ответственных решений — 35 бэр за жизнь — это тот предел дозы, на который следует ориентироваться…

Важно отметить, что многие суждения о состоянии здоровья формируются не на основе качественных, обобщенных, статистически достоверных данных по республике или области, а на выборов но, тенденциозно подобранных отрывочных сведениях по отдельным показателям и единичным наблюдениям в том или ином загрязненном районе, без сравнения с уровнем доз и адекватный контролем. Подобная информация, в том числе исходящая из республиканских академических учреждений, естественно, привлекает внимание средств массовой информации, способствуя тем самым формированию негативного общественного мнения…

В заключение следует отметить, что на всех этапах своего формирования концепция НКРЗ сопровождалась систематической консультацией и тщательной экспертизой отдельных ее аспектов компетентными международными организациями, такими как МАГАТЭ, ВОЗ и НКДАР при ООН и была ими полностью одобрена.

Мы обращаемся к Верховным Советам с предложением взять под строгий контроль неукоснительное выполнение рекомендаций, вытекающих из концепции НКРЗ.

14 сентября 1989 г.»

Среди 92 подписавших, конечно, и Л. Ильин, и Л. Булдаков, и С. Ярмоненко, и В. Матюхин, и Ю. Сивинцев, и все другие уже цитированные лица. Правда есть несколько «сторонних», но при ближайшем рассмотрении все они трудятся на нивах, подначальных тому же ведомству. Например, товарищи из Челябинска — «кыштымский» след его радиационной деятельности, из Минска и Киева — «чернобыльский»…

Просто счастье, что М.С. Горбачев не считает себя главным ученым «всех времен и народов», не то пришлось бы белорусским ученым применять свои знания в совсем отдаленных местах!

Времена изменились, изменился и состав Верховных Советов, которые руководствуются не прежними «есть мнение», а здравым смыслом. «35-бэрный» подход осужден верховной народной властью пострадавших республик и страны. Но сколько же потеряно времени и средств!..

«ОБРАЩЕНИЕ

Президиума Верховного Совета Белорусской ССР и Совета Министров Белорусской ССР к парламентам, правительствам, международным организациям, соотечественникам, всем людям доброй воли

Авария на Чернобыльской атомной электростанции 26 апреля 1986 года, явившись по своим масштабам и последствиям экстремальным экологическим явлением не только национального, но и международного масштаба, обернулась большой бедой для народа Белоруссии…

Последствия  чернобыльской  беды оказались значительно масштабнее и серьезнее того, чем это представлялось многим, в том числе даже и крупным ученым и специалистам.

Проявляя большую озабоченность состоянием здоровья людей, и прежде всего детей, которые пострадали от радиации, Президиум Верховного Совета Белорусской ССР и Совет Министров Белорусской ССР обращаются к парламентам, правительствам, международным организациям, соотечественникам, всем людям доброй воли с призывом об оказании всемерного содействия и помощи Белорусской ССР в предпринимаемых ею усилиях по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Любая помощь будет встречена с глубокой признательностью народом Белоруссии».

Так во имя чего так яростно сражается ведомство? Что не во имя здоровья людей — это точно. Неужто за научную истину? На размышление наводят цифры материальных затрат. Только на неотложные меры Белоруссии требуется 17 миллиардов, в 20 миллиардов оценила свой ущерб Украина, не сказала своего окончательного слова Россия, народ которой еще недавно некому было защитить, кроме живущей в Москве «группы ученых, работающих в области радиационной безопасности». Огромные суммы на совести атомного ведомства, обслуживаемого 3-м главным управлением Минздрава. Как-никак вместе взрывали и исследовали — в Казахстане и на Новой Земле, на Урале и в Чернобыле — с 45-го года! Если бы та огромная статистика (военные и жители вокруг полигонов, малые народы Севера, жертвы Кыштыма и неизвестных нам аварий и происшествий, ликвидаторы, число которых исчисляется сотнями тысяч) анализировалась не только в закрытых диссертациях, насколько проще было бы справляться с чернобыльской бедой!

Авария случилась в самом начале нравственного оздоровления нашего общества. Но инерция старой морали еще жива. Той морали сталинского типа, объектом которой были не люди, а население, которой не жалко миллионов живых и здоровья целых народов. Да, кое-что пришлось обнародовать. Но не все. Получилась полуправда, она же — большая ложь, которую нетрудно проследить, ибо документы существуют. Почему-то кажется, что носители этой лжи в глубине души сожалеют. Но уже поздно: мосты сожжены. Единожды солгав… остается стоять до конца, ибо теряет смысл построенное на бесчеловечной морали все предыдущее существование.

В памяти потомков навсегда останется подвиг Андрея Сахарова и Роберта Оппенгеймера. А эти «действующие лица» Чернобыля? Пусть судят их собственные внуки…

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *