Лекция о тропических болезнях, которую прочитал доктор, оказалась не только полезной, но и занимательной. К докторам у меня сложное отношение. Мне нравится, что они такие стерильно чистые. Люблю хирургов и не понимаю, чем, например, занимаются терапевты. Никогда не видел, чтобы терапевт от чего-нибудь вылечил: у него и инструментов для этого никаких — одни бумажки с анализами. Еще не люблю аптечные порошки и таблетки — разрушительницы печени. Если что и стоит принимать внутрь, то не до и не после, а вместе с пищей как пищу — «живую химию», созданную природой для саморерегуляции в организме.

— Малярией болеют 300 миллионов человек, лепрой — 15, а для 80 миллионов африканцев существует риск заболеть сонной болезнью в районах распространения мухи цеце.

— На вакцинацию от холеры и жёлтой лихорадки перед рейсом мы ходили без всякого энтузиазма, а хорошо бы привиться от всех этих болезней, о которых говорит доктор, особенно от проказы, хоть ею и болеют всего пятнадцать миллионов.

— Известен простой рецепт избавления от паразитов – переносчиков заболеваний: не есть того, кто ест сам, то есть хищников и всеядных. Мусульманская заповедь «ни один правоверный не должен есть свинины» имеет оздоровительный смысл — свиньи всеядны.

Ну, это зря: может, и вредно, зато вкусно.

— Как вы насчет свиной отбивной? — шепнул я сидевшему рядом Апполинарию Владимировичу. Переводчику тоже было наплевать на мусульманскую религию.

Доктор еще рассказал, что промежуточные хозяева паразитов содержат червей плоских, круглых и квадратных- Некоторые, например комары, обожают чистую воду. После постройки высокой Асуанской плотины в затопленных верховьях Нила расплодилось огромное количество комаров, феллахи стали болеть, и это имело неблагоприятные политические последствия…

Отбивная все вертелась в голове. От навязчивого представления захотелось пить, но кто-то из слушателей для профилактики вывернул сосок в сатураторе.

Я опрометчиво пообещал выпустить веселую стенгазету. Сегодняшняя ночь как раз выделена для этого. Днем, кроме рабочей рутины, было много мероприятий: выбрали 8 членов редколлегии во главе с Молиным, потом заседал судовой комитет, интернациональная группа. Лекцию тоже пропускать не хотелось, а после нее помполит потребовал собрать редколлегию в полном составе. Между прочим, ни один избранник газет никогда не выпускал. Я уже расстелил в промерной склеенные листы, и они заняли все пространство от переборки до эхолотов. Пришлось попросить Молина, если уж так надо, собрать всех восьмерых и увести их куда-нибудь в полном составе, чтобы не занимали места.

Звучали голоса на трапе, хлопали дверью на верхнюю палубу, и шумело в голове. За переборкой у радиста попискивали точки и тире, и хотелось спать. Ну, просто ничего не лезет в голову! Я приоткрыл дверь в штурманскую. Там было темно, только нежно зеленели лампочки. Вдруг, захлебываясь затарахтел телетайп, и на табло спутникового навигатора засветились цифры координат. Второй помощник включил лампу, осветившую круглое поле на столе.

— Заходи, сейчас будем пить чай!

Он сделал отметку в карте, поколдовал с калькулятором и что-то записал в вахтенный журнал.

Матрос посветил мне фонариком, чтобы не опрокинуть чайник. Отхлебывая из кружки, я подошел к широким лобовым иллюминаторам. Там были только тьма и звезды.

— Нормально идем? — Задал я нейтральный вопрос, чтобы завести разговор.

— По плану. Все о’кей, Леша, до Синигапура четыреста восемьдесят миль, пустяки. Уже и суда появляются. Видишь вправо по курсу?

Конечно, я ничего не увидел. Вахтенный матрос подал бинокль:

— Чуть правее, спереди…

Глаза стали немного привыкать к темноте, и я уже различи контуры лебедок на баке, наполненный до краев бассейн с выплёскивающейся водой, в котором отражались звезды, вспыхивали искорки фосфоресцирующего планктона…

В промерной, перешагнув через лежащие на полу листы, радист принимал метеокарту. Но он уже не мешал. К пяти утра газета была готова. Внизу загудел пылесос — значит, встали номерные чистят ковры и переборки. Два-три ранних читателя сразу углубились в содержание.

— Арабы вы что ли, чего с конца читаете? Тут и сначала хорошо!

Реакция нормальная, можно на заслуженный отдых.

От иллюминатора по каюте распространилась сумеречная предрассветная серость. За шкафом, разметав руки и ноги, почмокивал губами Молин. Душно. Я упал навзничь, выбросил подушку из-под головы и. вытянувшись, каждой клеточкой кожи ощутил приятную шелковистость простыни. Вот, наконец, пришла усталость, и я с наслаждением почувствовал, как сливается тело с мелко содрогающимся телом корабля…

Проспал я часа четыре. Молин не будил, но в знак признательности по редакторской должности притащил кофе. Это совпало с заключительным кадром цветного барского сна, в котором тоже подавали кофе в постель и пора было вставать для дел повседневных, праведных. И вот. завернувшись простыней, я пью по чуть-чуть, с наслаждением вдыхая аромат и улыбаясь каждому новому глотку.

После вчерашней лекции накопились вопросы, и в час послеобеденного отдыха я заглянул в изолятор, где из-за отсутствия другой жилплощади и заразных больных постоянно квартирует доктор. На кушетке обессиленно распластался Юрий Петрович. Глаза его были закрыты, и он изредка мычал, когда доктор применял слишком энергичное потряхивание или рубление. Массаж — это модно! На очереди Виктория Романовна, а Надя большая, оказывается, раньше других массировала пятку там у нее располагаются какие-то нервные узлы. Доктор назначил встречу минут через двадцать на «манки-айлэнд». Коротая время, я пошел к бассейну, где уже никто не толпился. Попытался, набрав воздуху, сидеть под водой. Получается! Но ест глаза.

Почему фамилия у доктора Криворукое? Очень даже ровные руки, мягкие и сильные Мы лежим с ним на рундуках с боцманским имуществом, голова к голове, и беседуем.

— Много клиентов на массаж?

— Женщины в основном. Юрия Петровича они за компанию уговорили.

— А от чего помогает?

— Да ни от чего. Немного повышается тонус, но, в общем, все это —  мнительность. Раньше женщин к флоту близко не подпускали, а теперь уравнение в правах… Беда в том, что физиология не изменилась.

—Какая физиология?

— Да мужик им нужен, балда!

Доктор помолчал, надвинул поглубже панамку. Я не понукал, сам скажет, если захочет. Он еще поерзал, подставляя солнцу незагорелые места, и продолжил:

— Научные женщины, в экспедициях то есть — это недавно. У этих сверх того обидчивость, нервозность, особенно в критический период, месяца через два. Хорошо, что ненадолго — рейс и все. А в экипаже…

Разведенные, брошенные, иногда даже койко-места нет, не то что квартиры. В общем с берегом ничего не связывает. Не все, конечно. Я профессионально говорю — есть такая проблема.

Он еще подвигался, устраиваясь в жарких лучах, и с горечью закончил:

— Здесь у каждой теплится надежда подобрать кого-нибудь — алкаша например. Даже лучше — они слабые бывают, размазни, в семьях конфликты. Тоже не всегда везет; якорь вира, и на рейс — пожалуйста, а якорь майна — прощай, подруга! Они это знают, привыкли, на большее не претендуют. Но счастья хочется, хоть бы и малого…

Я подумал, что доктор на судне вроде попа в царском флоте: ободрит, утешит, погладит… Должно быть, у него это здорово получается. Внимательные глаза, хорошие руки. Надо же — Криворуков!

Доктор окончил институт три года назад и сразу попал в судовые врачи. Правда, успел жениться, есть дочка. Живут у тещи в двухкомнатной квартире. С тещей, конечно, нелады. А в море, наверное, теряется квалификация.

— В институте была практика, а здесь… Здесь все болезни душевные. Один раз, правда, электрик, совершенно пьяный, в сильную качку поскользнулся с бутылкой в заднем кармане. Принесли, а он и боли не чувствует, улыбается. Большая кровопотеря. Стекла я вынимал прямо из задницы, даже горлышко торчало!

— А где его напиться угораздило?

—Вино, тропическое довольствие! За ним и раньше такое значилось. Капитан вместо вина приказал выдавать ему свекловичный так все жалели. На берегу этого электрика сразу списали.

Взяли и списали человека, как протухшую селедку…

— Я вот чего хочу спросить…Только ты не отвечай, если не хочешь. Тебе нравиться плавать?

 

— Нравится.

— А если придется вернуться к сухопутности? Ну, там мало ли что, жене, например, надоест — вроде вдова при наличии мужа?

Я почувствовал, что сказал что-то нетактичное. Доктор не ответил. Вдруг он показал вниз:

— Капитан с дамами гуляет!

Действительно, капитан с двумя женщинами — одна взяла его под руку, другую он галантно поддерживал сам — в святой адмиральский час прохаживался по палубе. Кажется, пример Блая стал заразительным. Спутницы потом жаловались, что совершили сорок кругов по судну.

 

Я рискнул на еще одну бестактность:

— Мне показалось, тогда у деда… Он как-то неодобрительно высказался. Очень надежный, по-моему, капитан — дельный и демократичный!

— А не торопись с выводами. Человека узнаешь по первому впечатлению, по второму и после двух пудов соли. За это время он и перемениться успевает. Хотя… в рейсе время плотнее!

С нас уже обильно струился пот, под животами натекло, и мы подошли к лееру. Когда стоишь, немного продувает, Внизу, в бассейне, плескался целый косяк — обе поварихи и электромеханик.

Морская поверхность оживилась, появились суда. Очень много летучих рыбок Они вспархивали из-под днища стаями, как будто корабль разорял их гнезда. Одна, испуганно вынырнув с левого, борта облетела нос спереди и плюхнулась в волну далеко справа. Утром на корме нашли трех погибших, не рассчитавших траекторию полёта рыбок аккуратненькие, похожие на корюшку. Только боковые плавники если их растопырить, напоминают крылышки.

— Съедобные?

— Конечно! Японцы давно ломают голову, как наладить промышленный лов. Не экономично – хоть и много, но очень рассеяны, простора требуют!

«Малая концентрация, как уран, встречающийся повсеместно» — подумал я.

Проплыла копна из травы, бумаг и огрызков: кто-то вывалил за борт мусорку. Старпом сегодня уже трижды предупреждал, что в стомильной зоне от порта нельзя выбрасывать мусор.

Доктор ненадолго замкнулся, о чем-то подумал. Я тихонько толкнул его в бок:

— Смотри, какое здоровое плывет!

— Танкер. Что касается народов, то море их действительно сближает, а отдельных людей… Как дорога: если идти не вместе, разойтись легко на любом перекрестке. На берег вернемся все, это точно! Только никто не знает, что там ждет.

По радио объявили чай и «приятного аппетита», и мы спустились переодеться.

Через два года доктора с корабля списали. В характеристике было написано: «Нарушал правила пребывания моряка за рубежом». Он поработал немного в хирургии, но основательно ее подзабыл. Там ему вынесли первый выговор. Недостающие два он заработал на приеме больных в поликлинике и через месяц был изгнан и вычеркнут из очереди на квартиру, где значился вторым. Дальнейшей судьбы его я не знаю.

Скачать всю книгу в формате pdf (0,98 Мб)