Я проснулся от боя посуды и решил, что Молин сошел с ума. Но оказался неправ: все движется и сокрушается само! Вдребезги разбился любимый молинский одеколон. Пахнет хорошо, но ходить босиком теперь нельзя.

Молин встал, пошарил глазами и спросил, не видал ли я его часов? Нет, давно уже не видал. И у меня, кстати, вчера с палубы унесло карты звездного неба.

— Природа, — задумчиво изрек Молин, — сначала лишает навигационных приборов!

На утренней линейке поинтересовались у Виктории Романовны насчет намеченных на сегодня танцев. Она улыбнулась, как Мона Лиза, загадочно и внутрь, пососала сухарик. А когда дежурный Валера спросил, что подавать к лабораторному чаю, вдруг зажала рот и бросилась вон. Танцевальный вопрос — «если без этого нельзя жить» — переводчик предложил решать подальше от его каюты — в четыреста двадцатой: «Включил свет, сделал па и убрал за собой!» Юморист!

До Сувы оставалось 900 миль. Ветер шквалистый! Болтает уже неделю, а волнение даже усиливается. Пришлось прекратить промер глубин: сигнал эхолота забивается шумами. Скорость упала до восьми узлов. Женщины потихоньку привыкают к качке и встают. Кроме Нади большой. Вчера она била себя в грудь и клялась собственным внуком:

— Старая дура! И дернуло меня пойти в этот рейс! Если до дому доживу, в следующий раз — ни за какие маковки!

Ничего, отойдет. Месяц-другой поживет на берегу, пообщается на кухне с невесткой и снова — в морские пучины! Капитан утром проведывал се, пытался позаботиться, но Надя глянула на него с диванчика глазом Альдебарана.

— Нордический характер у женщины! — пожаловался капитан.

Мы с Молиным вывели Надю подышать. Небо ясное, лишь дует навстречу ураганный ветер, гудит в ушах и забивается в рот. Море без барашков, волна длинная и крутая. Дышит океан — совершенно безлюдный, неодушевленный и бескрайний! Наш кораблик натуживается, как штангист перед взятием веса, мелко вздрагивает, долго влезает наверх и проваливается в йену. И здесь, на самой верхней палубе, соленые брызги окатывают с ног до головы!

А Молниу хоть бы что: загорает круглосуточно, даже по ночам. Я полежал с ним полчаса, в качестве контроля почернения и посоветовал обильнее смазываться маслами. Лежать просто так скучно, а бассейн сух,как Сахара!

Сегодня хмуро, время от времени приливается тропический ливень, а справа и слева в туманной облачной дымке видны высокие острова Новых Гебрид. Севернее курса — вулканический Санта-Мария. на юге тоже святые названия — Эспириту-Санта, за которым скрывается остров паломничества этнографов Малекула: там обитают первобытные племена!

За завтраком не было ни одной женщины. Утреннюю линейку по причине штормовой погоды Юрий Петрович отменил. Я попытался писать в каюте. Зашел Молин за головным убором (припекло его что ли наверху?), сообщил, что близко, справа по борту — «кусок гебридятины». а на ней невидимые «гебридята»! Вышли посмотреть. «Вышли» — не то слово: в такую качку по судну хорошо ходить с якорем!

До Мбеэне — так называется остров   К) миль. Он последний в архипелаге: дальше начинается открытый океан. Кажется, и настоящее волнение только начинается! Судно проваливается и готово переломиться пополам. Схватил ветер, ветер невероятной силы! Парусом надуваются куртки и, если не держаться за леер, то несет по всей палубе.

Сообщил Наде большой, непонятно как и зачем забравшейся в лабораторию, чтобы раскреплялась, так как впереди – Тихий океан! Надя плюнула сначала на Молина, потом на работу и тихонь, держась за переборки, пошла к належенному месту. Чем бы ей помочь? Ведь, действительно, болтает вторую неделю, выматывает. И не только женщин: ноют мышцы, которым все время, каждую минуту –даже ночью нужно бороться за равновесие!

В обед в кают-компанию долго не пускали: там билась посуда и летали чайники с кипятком. Скатерти на столах мокрые — так меньше скользят тарелки. Но супу все равно больше половника наливать нельзя: лишнее проливается на соседа. Молин подвинул первое поближе загнул край клеенки и предложил «передавать» его по желобку.

Буфетчицы Тамары нет. Оказывается это она упала и обварилась. К ней ходил доктор. Я спросил — как?

— Сейчас ничего, у нее стармех.

Я вспомнил, что дед так ничего и не рассказал о Ляле, своей новой жене. Наверное, я еще не заслужил последней степени его откровения.

— От Ляли радиограммы так и нет?

— Не-а! Не пишет!

Писать трудно. Ручка отрывается от бумаги или, наоборот, с силой утыкается в нее. Потом — невесомость! Закрепленное кресло опрокидывается, и меня носит в нем вдоль стола. Корабль скрипит, гремит порожними танками, иллюминатор уходит под воду, и тогда хочется, чтобы, как в аквариуме, были видны рыбы…

Скачать всю книгу в формате pdf (0,98 Мб)