24 ноября, понедельник. В 7.30. прибыл лоцман и начал проводку через прибрежные рифы. на которых пенится прибой, мимо японской шхуны, застрявшей до полного заржавления на кораллах Вити-.Теву уменьшается, поглощается теплым туманом и пропадает совсем…
Сингапурский экскурсовод «Юра» и Юрий Петрович имеют сходные точки зрения об удачных для дела временах По «юризму», понедельник — счастливый день Сегодня это так: правительство Тонга разрешило работать на своих островах! Из радиорубки новость мгновенно проникла через переборки.
Пока обсуждали радостное событие, меня по спикеру вызвали на мостик: вот-вот пройдем через линию пересечения дат, во вчерашний день и нужно что-то теплое и хорошее сказать стихами. Достал-таки помполит, прославление мне обеспечивает, чтобы и самом деле не бросил!
В кают-компании беспечно ужинали, снаружи хлестал дождь, а мы на мостике, не отрываясь, смотрели на табло навигационной системы Минуты, минуты… и вдруг «прошел» спутник, скорректировав время и координаты. Точность невероятная! Штурман Игорь, красивый и веселый, сам ешё не бывавший в западном полушарии ни разу, взял в руки микрофон:
— В 19 часов 37 минут 34 секунды наше СУДНО перешло из восточного в западное полушарие и пересекло линию смены дат в точке с координатами: 180 градусов ровно. 19°09-974 южной широты!
На экспедиционном чае «наука» уже успела поздравить капитана пирогом и аплодисментами. Вообше-то день рождения у него был два дня назад, но в портах капитаны личные даты не празднуют. А сейчас в море— можно.
Капитанский бал состоялся вечером. Каждого входящего в 420-ю виновник торжества встречал крепким рукопожатием, а некоторые удостоились даже объятия. На имениннике просторная рубашка с расписными драконами, и он ждет тост. Тост сказал Молин, равный по толщине:
— Сейчас, когда мы находимся не только в другом полушарии, но и в другой его части, и вообще — путаница, один лишь капитан уверенно ориентируется в обстановке, вселяя надежду, что путь наш правильный. Ваше здоровье, капитан!
Во втором тосте «за родителей» Молин промазал — нет уже у капитана родителей. Мо.тин расстроился, скис и ушел ночевать. За ним потихоньку стали разбредаться и другие. Остались только настоящие моряки. Впрочем, совсем настоящих — из экипажа — так никого и не было. Странно… Я заметил, что на днях рождения у нас только вначале внимание новорожденному, а потом так, беседа… Никто никого не слушает, сам хочет выговориться, рассказать о себе, своё… Так бывает от длительной одинокости. когда свое, накопившись сверх меры, застилает белый свет. Ах, штормы и штормы, крадущие общее время. — они разъединяют Хорошо. что ушел капитан, а то неловко.
— Как вспоминаю коралловое море! Неделю плывешь, вторую — никого и ничего. Жутко, — тихо призналась Оля. — особенно ночью.
— Ночью страшно, — согласилась Виктория Романовна. – Вода черная, кипит, как в аду! Только представишь, что под тобой четыре километр.
— Всё-таки это чуждо человеку. Нет, я понимаю, конечно, — транспорт, исследования и все такое, но когда плывут просто так – в одиночку или на плотах…
— То герои, а мы безвестные труженики моря, — вставил Степаненко, чтобы увести разговор от угрожавшего ему пессимистического конца.
— Чуждо, чуждо! — с вызовом посмотрела на него Оля. — Безлюдные пустыни и горы тоже, в которые суются неизвестно кто и зачем!
— Суются ясно зачем, — хмуро ответил я, почувствовал камень в свой огород. — А вот ты зачем пошла в рейс, заставляли что ли?
— Потому что дура! Понятия не имела, что это такое, уж будьте уверены, второй раз ошибки не совершу! Ладно я — на первый раз можно во что хочешь вляпаться, но почему это некоторые все время лазят в горы? Плевать оттуда на мелочи?
— Потому что, чем выше вверх, тем меньше низости.
— Красиво, — взорвалась долго молчавшая Надя большая. — Значит, у нас на уровне моря сплошные низости!
— Ну что ты, Надя, придираешься, — начал оправдываться я. — И слова не мои, и не к этому месту. Здесь тоже можно придумать, на-
пример: «чем дальше от берегов…»
— Лучше чаю попейте, пирог пропадает, — примиряюще сказала Виктория Романовна.
Усталость, как после очень трудного дня. Ни чаю не хочется, ни пирогов, даже говорить лень. Смотреть бы на мигающие лампочки, табло «Навигатора», на котором медленно меняются последние цифры миль и координат, да слушать дрожь переборок.
— Иногда кажется, что вообще нет берегов, — тихо произнесла Оля.
— Пусть там и больше низостей, Господи, какая редкость и удача — жить; выпал шанс, который никогда больше не случится! Люди и живут-то миг, а на что его тратят — на очередь, карьеру, зависть или подлость…
Толя встал:
— Хватит философствовать, пора по каютам!
Я спустился на главную палубу, где на ходу лизнул у Славы мороженого, которое он стащил на банкете и нес припрятывать для девушек.
— Много краски намешали в синтетику! Ты всерьез, что ли, собираешься угощать этой пластмассой?
— Фиджийское, — обиделся Слава. — В Суве такое ели и не умерли.
— На Фиджи могут, — согласился я. — Они и людей едят!
— Алексей! — крикнула сверху Надя большая. — Юрий Петрович зовет кофе пить!
Кофе только предлог. В сердцах Надя выговорила, что не по душе мне ни экспедиция, ни море, и вообще я ничем не интересуюсь:
— Нравятся тебе горы, так и сидел бы там!
И еще Юрий Петрович поддакнул, что, по-видимому, компания на судне меня не устраивает. Откуда взяли? Только настроение испортили. Вот тебе и понедельник — счастливый день. А? Что? Уже вторник…
Заметив перемну настроения, Надя спохватилась и сменила пластинку на доброжелательную. Но осадок остался.
— Ладно, спокойной ночи!
Я пошел успокоиться к деду. У него уже отчаевничали и разошлись. Еще поставить? Нет, хватит, пожалуй, и кофе и чаю — в животе урчит.
— Как капитанский бал?
— Отпраздновали. А почему из экипажа никого не было? Ну, у тебя с ним какие-то разногласия, а штурмана?
— Вахты. И потом не полагается — панибратство.
— Ас нами — не панибратство?
— Посреди науки авторитет не подкашивает. Для него вы нечто вроде независимой организации — отдушина. Любому иногда нужно душу отвести!
Дед прав. В подведомственном кругу душу отводить неуместно: одни найдут начальника слабым, размазней, другие, чего доброго, используют это в служебных отношениях… Если друзья независимы, дружба крепче.
— Мы с доктором сейчас знаешь, что обсуждали? Ваш спор о науке. Ну, помнишь, на палубе, ночью — насчет идей и исполнителей?
— Помню, — насупился я. — Глупо получилось — не спор, а свара. После таких споров не единомышленников а врагов наживают.
— Я о том же. Эти ваши… генераторы идей — им, должно быть, достается?
— Само собой!
— Так это не только в науке. Кто такие ваши «генераторы»? Личности! В однородной толпе время идет тягуче, тихо, как в болоте, и видимость хорошего морального климата. Если появляется личность — это камень в то болото, идут круги, а среда поляризуется: враги, друзья и инертная масса, которую используют в борьбе обе стороны. «Болотная» ситуация с хорошим моральным климатом — полный застой. Получается, что наличие недоброжелателей — явление прогрессивное!
— Зло — оно хищное, а ну как сожрут добропорядочную личность?
— Сожрут! Ряска быстро все затягивает, и не найдешь, где камень упал. В болотах протоки надо делать, чтоб все время свежая вода…
Опять путаница с полушариями! Радист сообщил в Тонга дату прихода, но там декретное фиджийское время, и нас, оказывается, ждали сегодня.
Позвонил дед. Попросил зайти и полюбоваться Молиным. Молин-таки купил на сувинском базаре несколько корешков кавы. Уже попробовал, схватил «кайф» и ожил после вчерашней неудачи на капитанском празднике. Он пообещал напоить и меня, но позже, перед чаем — для кавы обязательно требуется «натощак».
Каву , вопреки древней ритуальности, на судне пьют из рюмки. По вкусу она напоминает сильно разбавленный бензин. Пока кайфа нет, зато отнялись ноги.
Объявили Большой сбор, на котором, в частности, пытались выучить название тонганской денежной единицы — паанга. С этого королевства начинается наш путь по Полинезии. Пока по каютам читаем все, что о нем имеется.
По справочникам, низкие коралловые атоллы Тонга разбросались в Южных морях до самого тропика Козерога. На эти атоллы мореплаватели натыкались с начала XVI века — сначала голландцы Схоутен и Лемер (открывший и мыс Горн), потом Абель Тасман и капитан Уоллис. У Кука это были любимые острова: местные жители принимали его так сердечно, что он назвал архипелаг Островами Дружбы. Так они и обозначались на картах до недавнего времени. По причине отсутствия письменности свою историю тонганцы не записывали, но знают ее напамять за тысячелетие, дословно передавая в легендах из поколения в поколение. Конечно, это история правителей — туи-тонга, ведущих происхождение от богов. Естественно, что потомки богов — короли обожествляются тоже. О тонганских королях, пожалуй, стоит рассказать, потому что без такого рассказа впечатления от островов покажутся не совсем понятными. Король — единственный в государстве человек, которого нельзя татуировать. Поклонение даже привело к созданию специального церемониального языка: в одних выражениях ведут беседу с монархом, в других — со знатью, с простолюдинами разговаривают по-простому. Если, скажем, король опьянел, он — «малахиа»; если опьянел вождь, то он «кона»; простой подвыпивший островитянин — «матехекона». Голова короля — «века», менее возвышенная голова вождя — только «фотонга», а у остальных и вовсе — «улу».
Основатель ныне правящей династии Тупоу король Георг Тупоу I — сороковой туи-тонга. При нем осуществилась важная социальная реформа: из верховых вождей и близких друзей была создана своеобразная полинезийская аристократия — нопеле. Нопеле и сейчас формируют Личный королевский совет. Тупоу I ввел много новшеств, провозгласил конституцию, а королевские указы издаются навечно и никогда не отменяются! Так и теперь каждый тонганец имеет право на участок земли размером в 100 на 100 офу. Офу — расстояние пальцами разведенных в стороны рук взрослого мужчины. Англичане пытались посоветовать королям пользоваться более точной мерой, но их только вежливо выслушали, и все осталось по-старому. В конце концов, справедливо: не сравнивать же потребности крупного и маленького аборигена! Распространение христианства тоже связано с именем Георга. Тупоу I придумал и нежное имя своей новой столице: Нукуалофа значит — Приют Любви.
В эпоху колониальных разделов гибкая политика тонганского двора помогла государству сохранить независимость. Англичане, правда, на некоторое время урезали суверенитет островов, но с 1970 года Тонга окончательно стало независимым. Георг умер в 1893 году девяноста семи лет. Ни его сын, ни даже внук так и не дождались престола. Наследником сумел стать лишь правнук — Тупоу II. Сыновей, однако, он не оставил, и после его смерти в 1918 году на престол вступила королевская дочь Салотэ, правившая страной 50 лет. Старший сын Салотэ, ныне здравствующий Тауваахау Тупоу IV — личность во всех смыслах незаурядная. При огромном росте (на глаз, больше двух метров!) и весе 170 кг он очень подвижен и сложен пропорционально. Это у него наследственное: прадед Георг имел рост 220 см и весил 150 кг, да и матушка была весьма могуча! Будучи еще принцем, король завершил образование в Калифорнии, где врачи, поразившиеся необычному телосложению, порекомендовали овощную диету, исключая, конечно, картофель. Простодушный принц поинтересовался, можно ли ему кушать любимое таро. Врачи о таком овоще никогда не слыхали, и не возражали. Вернувшись на родину, дисциплинированный король «сел на диету» из мучнистых корней таро, и в течение нескольких месяцев, к великой радости подданных, поправился еще на двадцать килограммов! Тауфаахау Тупоу IV короновался 4 июня 1967 года в соответствии с традициями. Тогда на главный остров Тонгатапу прибыла не только половина стотысячного населения архипелага, но и именитые гости из многих стран. После церемонии был устроен грандиозный фейерверк, а затем — многодневное питье кавы , танцы и представления. Король Тонга — просвещенный монарх, увлекающийся археологией и другими науками, а также спортом. Все свое королевство он обнырял и исследовал лично.
Ну вот, это о короле. Остальное попытаемся увидеть. Надо убедить помполита сделать экскурсию для осмотра королевских ланги и Блоу-хоулз. По плану, приход на лоцманскую стоянку завтра в семь утра. Все остальное зависит от обстоятельств, вернее от короля и его Личного совета.
По палубам гуляет ветер и очень холодно: все-таки южный край тропиков. Чувствуется, что заехали мы дальше некуда! Орион съехал на север, высоко на небосводе под Канопусом светится Ложный крест, а на месте настоящего — плотная облачность…
Скачать всю книгу в формате pdf (0,98 Мб)