Как досадно промазал я с государством Тувалу, простить себе не могу! Но где бы я узнал об этих крохотных островках, на которых почти никто никогда не бывал, за исключением «Дмитрия Менделеева» и «Каллисто»? Кроме самых общих сведений о случайном их открытии в шестнадцатом веке Альваро де Менданья, о том, что в 1819 году английским капитаном они названы по имени финансирующего плавание мецената островами Эллиса, да еще о провозглашении независимости 1 октября 1978 года в справочнике — только скудная география: девять атоллов с девятью тысячами жителей! Я опирался на рассказы очевидцев — помполита и Толи Степаненко: «Каллисто» на Фунафути заходило сравнительно недавно, в 75-м.

Зато какие у них воспоминания! И танцы вокруг, и угощения, и девушки мух отгоняли от гостей! Два дня островитянам крутили кино. Толя вспомнил, что реакция зрителей была неожиданной — не там, где интересно, а, например, где в кадре скакали на лошади. Они хохотали на весь остров и требовали показывать эту лошадь! Не разберешь этих людей. Всю стоянку обменивались сувенирами (корму «Каллисто» завалили кокосами!), а кто-то из штурманов по глупости подарил на память советский флажок. Судно отдавало швартовы, и тут случился конфуз: островитяне спустили английский и подняли наш флаг: «Не желаем быть английской, хотим быть советской колонией!» Пришлось задержаться и улаживать инцидент.

На большом сборе я честно пересказал то, что слышал. Действительность оказалась другой. Как это ни удивительно, в этом виноват страшный ураган Бебе, пронесшийся над островами Эллиса еще до визита наших судов, в 1972 году. Он уничтожил все; в живых остались те. кто привязал себя к пальмам.

Ранним утром 20 декабря на горизонте показался атолл Фунафути. Издали огромный правильный овал его лагуны напомнил бирюзовое ожерелье, оправленное мелкими изумрудами. Островков я насчитал двадцать три, включая малюсенький с единственной пальмой посередине. А обитаем всего один!

От берега отделилась засверкавшая на солнце точка. Минут сорок она росла, но так и осталась алюминиевой скорлупкой, с которой, уцепившись за веревочный трап, перебрался на борт лоцман — босой, но источающий достоинство. Оказывается, причал в лагуне углублен, и якорь можно не отдавать. Недавно к пирсу сделан искусственный канал, но капитан нервничает: канал узок, коралловые шапки торчат под самым бортом на глубине три метра!

Да ничего — есть вроде и большие острова в атолле Фунафути! Вдалеке, под только что вставшим, но уже горячим солнцем раскаленно заблестели железные крыши.

Швартуемся. Судно немного длиннее причала — корма не уместилась.

Все-таки впечатление о величине острова обманчиво. Это в длину они велики, а в ширину… Тут, у пирса — всего метров пятьдесят, а за ними открытый океан! Середину островной полоски заняла дорога, ведущая в деревню-столицу Фонгафале. В полумиле на восток, уткнувшись в прибрежные заросли, ржавеет со времен прошедшей мировой войны остов японской шхуны. Гибкие тела выстроенные в ряде пальм не корежатся, а выгнуты по преобладающим ветрам. Над океанским прибоем тонкие голые стволы тяжело поднимают кокосовые веера, разбивающие запрятавшееся солнце на блики и лучистые осколки. Тихо, жара стоит такая, что невозможно вздохнуть! Пока прячемся внутри, под сенью кондиционера.

На пирс въехала полицейская машина, мотаются трактора и мопеды— тарахтение и пыль! Вот вам и первый сюрприз: зачем они, если в самом длинном измерении — на полчаса прогулки для Виктории Романовны?

Денег не будет по причине отсутствия их в государстве. Собственная валюта в виде пробных монет в Тувалу только появилась, пользуются австралийской, но и ее в кассе самого большого магазина не больше 100 долларов! Тем лучше, можно гулять бескорыстно.

Коралловый песок слепит глаза, смотреть невозможно даже через темные очки, а уж сделать фотографию… Выдержку надо ставить тысячную, диафрагму закрыть совсем, лучше шапкой! Через три минуты прогулки «на свежем воздухе» майки прилипли к телу. Сквозь пот, застилавший глаза, слева от дороги удалось различить свалки жестяных банок и протестантское кладбище. Навстречу и сзади громыхает транспорт, попался даже столб с надписью «Автобусная остановка» — не оказаться бы под колесами! Зато пешеходы, хоть они и в меньшинстве, — полинезийцы, едва успевают отвечать «Талофа!»

Молин начинает раздражать. Он даже здесь умудрился найти лавку, в которой весь товар — две консервные банки да стираные майки, и уже щупает бусы.

— Есть ли еще шоп?

Молодой человек приятной наружности с радостным лицом специально слез с велосипеда, чтобы обстоятельно поговорить о дружбе, а тут торговые вопросы! К тому же Молин, за ненадобностью, уже совсем забыл английский и употребляет только «Хау мач?» и «Сорри» («простите»). Последнее слово в каждом следующем государстве он произносит все гортаннее.

Похоже, нас привели в самый большой столичный магазин, так как по соседству расположились хижины иностранных посольств. Кроме алкогольных напитков, в местном ГУМе почти ничего не продается и очередей нет — спрос и предложение гармонично сбалансированы. Зато в кассе показали несколько тувалинских монет. Молин выменял-таки за 35 копеек, которые здесь более редки, чем у нас древнегреческие драхмы, 20 тувалинских центов!

Улочки в деревеньке-столице очень чисты, для мусора — а это обычно банки из-под пива и соков — установлены специальные бочки. Вместо уничтоженных ураганом Бебе хижин с материальной помощью ЮНЕСКО выстроены одинаковые домики. Как все стандартное, они неинтересны, но, наверное, удобны: специалисты учли местные условия, предусмотрев даже особые серебристые емкости для сбора дождевой воды (другой на островах не бывает!). Все в таком домике просматривается насквозь. И в Самоа, и здесь понятие «воровство» неизвестно. Жители удивляются, если европейцы на свое имущество навешивают замки — зачем? Ведь все общее! Внутри, как и в традиционной хижине, циновки, в углу сложены чемоданы и корзины с одеждой. Правда, на стенах всегда есть немножко украшений из цветов, ракушек или тряпичных лоскутков. Зато в каждом жилище два, а то и три на полную мощность орущих транзистора, а у входа — обязательный мопед.

Под ногами путается ребятня. Непохоже, чтобы они когда-нибудь дрались — ни боевых шрамов, ни единого синяка под глазом. Разве это нормально? Мальцы в таком возрасте время от времени обязательно должны драться!

— Ванятка, поди сюда! — позвала Виктория Романовна.

В скопище смуглых выделяется голубыми глазами совершенно белобрысый ребенок — очевидно, наследство «зеленых беретов» с ближайшей американской военной базы. Но дискриминации никакой — все дети, независимо от цвета кожи и волосенок, дружны и одинаково любимы.

На главной площади Фонгафале в подарок островитянам ЮНЕСКО выстроило современную вместительную церковь, а напротив — фале-фоно, дом народных собраний. В архитектуре фале-фоно сохранены местные традиции: высокая крыша, поддерживаемая по периметру столбами,— и никаких излишеств! Днем тут располагается базар. Он, конечно, беднее нукуалофского и сувинского — кокосы, рыба, готовая к употреблению еда в листьях. Может быть, здесь когда-нибудь танцуют? Мы давно наслышаны о зажигательных танцах туземных народов, а Тувалу — последняя на маршруте полинезийская земля, последний шанс… О, конечно! Вечером будут танцы! Вот и прекрасно, нужно уговорить помполита на вечернее увольнение.

На самой окраине Фонгафале разместился одноэтажный отель из восьми постоянно пустующих номеров —¦ вот куда надо ездить в командировки! И так прохладно! Кондиционера тут нет, просто дом хорошо продувается сквозняком. А лагуна — само великолепие. Только изобретательница-природа способна подобрать такие краски: нежно-зеленые пальмы над водой бирюзово-зеленых оттенков.

В отеле дед поискал старого знакомого — менеджера, с которым познакомился при прошлом заходе «Каллисто».

— А! Шот феллоу?

— Да, низенький такой!

—  Нет, сейчас он работает на Фиджи, но в понедельник обещал приехать на холидэй.

Тогда хоть посмотреть на старый причал, у которого «Каллисто» швартовался. Теперь он пустынный, зарастает ракушками… Две девушки праздного вида сидели неподалеку на перевернутом ботике, и дед с Молиным отправились заводить знакомство. Не утерпеть, хочется искупаться! Может, зря дед не пускает (много, по его воспоминаниям, агрессивных акул). Но ведь купается же местный парень! Вдруг от всей этой индустриализации акулы подохли? И я тоже полез…

Пока обсыхали, познакомились. Чувствуется, что у юноши накопились ко мне вопросы. Самый первый, женат ли я?

— А я нет, я еще молодой. А девушки, которые сидят на боте, плохие!

Эту свежую новость я сразу по-русски выложил деду с Молиным, за что едва не получил по шее: они вовсю уже толковали об «алофе».

— Знаешь ли ты Тапу Ливи?

Тапу Ливи — известный в Полинезии композитор. Одно время он долго жил вблизи Апии на Уполлу и даже написал песню в честь предоставления независимости Западному Самоа. Но потом, повинуясь зову родины, он простился с семьей и с одной дочерью вернулся на Фунуфути, где женился снова стал главой большой аинги.

Парень расцвел: Тапу Ливи его дядя, который прекрасно помнит заходившие советские корабли. Сейчас он немедленно отправится к дяде и передаст ему русский привет!

Наши «белые» запрудили весь остров. Так жарко, что хорошо бы на корабль, теневыми улочками… Пока я фотографировал кинотеатр — маленький сарайчик, залатанный жестью от бочек, — все растерялись среди пальм. Вдруг из-за зарослей послышался голос Нади большой:

—  Кто-нибудь, помогите поговорить! Тут школа какая-то, учитель приглашает!

Никакая это не школа: похоже на контору, и «учитель» называет ее «каунсл-оффис». От жары у меня с английским случился какой-то запор. Пригласили внутрь отдохнуть в прохладе — кондиционер! Три стола, пять бумажек, женщины и еще один мужчина. Спрашивает, не нужен ли нам госсекретарь или что-нибудь для нашего корабля. Я оглянулся на попутчиков:

— Нужен кому-нибудь госсекретарь?

Нет, спасибо, ничего не нужно: капитан с начальником экспедиции как раз решают дела на берегу. Толя Ребанюк насыпал папирос из пачки «Беломора» в горсть гостеприимному хозяину. Я еще объяснил, что это — русские сигареты «уиз емпти хоулз» («с пустыми дырками»). На этом распрощались и собрались уйти, но тут Надя большая спохватилась: лучше пройти по холодку насквозь, к другой двери, чем топать эти три метра по пеклу!

Из головы не выходит до боли знакомое «каунсл-оффис». И вдруг я хлопнул себя по лбу:

— Надя, мы, кажется, были в парламенте!

Параллельным курсом в густых джунглях пробивал себе дорогу к судну и дед. Он в этих официальных словах должен быть дока. Ну, все правильно — Совет Министров!

Во государство — невзначай можно побродить по Совету Министров!

Обидно только, что вся моя информация на Большом сборе целиком не соответствует действительности: ЮНЕСКО совершенно цивилизовало столицу. Конечно, застроить клочок суши в два квадратных километра мировому сообществу ничего не стоит. Степаненко с пом-политом и сами ошарашены — через пять лет ничего не узнать! А приезжие новозеландцы, фиджийцы строят все новые дома, и, по плану, скоро начнут воздвигать пятиэтажки! Зря не берут в долю Советский Союз — у нас опыт!

Родной корабль с домашней прохладой. Кто не любит тепло? А все же русскому человеку требуется хоть немного зимней вегетации! Конец декабря, вспоминаются снег и метели… Искупались в бассейне, потом в душе, и стало легче. Можно даже немного позагорать. С «манки-айленд» видно, как на восьмитонной океанской яхте, пристроившейся рядом, вывешены для просушки мокрые полотенца. Задрав головы, чтобы лучше рассмотреть такелаж, под бортом прогуливаются крепкий загорелый американец и молодец лет пятнадцати.

— Откуда пришли?

— Гавайи!.. А вы?

Оказывается, папа решил показать сыну Океанию. Думают управиться с этим за девять месяцев.

— Дэвису полезно, очень познавательно. В Полинезии много интересного!

Что же это Дэвис школу пропускает? А папа? Безработный, что

ли?

Разговор с владельцами яхты закончить не удалось: по трапу (прилив, и трап стоит почти вертикально!) вскарабкались две миниатюрные женщины. Вахтенный отправил их прямо на «манки-айленд», где сразу стало шумно и тесно. Женщины застучали каблуками, затараторили, примерили на себя спасательные круги и, вручив мне свой фотоаппарат, потребовали снять их на память. Дело не сложное, но для показа судна я не готов. На счастье появился Слава. Я попросил его присмотреть, чтобы чего-нибудь не сломали, и спустился в каюту за шортами. Знакомились на ходу. Одна из женщин, Роза, на Фанафу-ти с мужем-филлипинцем. Муж — доброволец-строитель, из тех, кто преобразует атолл до неузнаваемости.

С берега вернулись капитан с Юрием Петровичем и попросили узнать у гостей, в самом ли деле реально увидеть полинезийские танцы. Танцы? Конечно, можно, проходите в Фонгафале в 7 часов! По-судовому — это девять вечера…

В девять начальство еще занято: показывает кинофильмы руководителям страны. Но добро дали — по спикеру объявлено вечернее увольнение.

Ночь. Шелестят в лунном свете пальмы и гудит океан. В фале-фоно горел свет, расстилали циновки и готовились к репетиции рождественского представления. Танцы? Это в другом месте! Два парня охотно вызвались нас проводить.

Действительно, четверо молодых людей профессионально справлялись с музыкальными инструментами. Они уже собирались уходить, но увидев публику, исполнили несколько песен. Танцы начнутся в десять — в полночь по-нашему! К тому же, танцы европейские, и вообще мы попали в ресторан…

Попутчики злились и ругали меня за «договоренность». Конечно, жаль, зато какая прогулка — как после выпускного бала в школе!

В ночи гул океана становится устрашающим, жутким. С внешней стороны атолла берег содрогается от пенистого наката. Страшно подумать, что здесь происходит в ураган? Полсотни метров суши, едва выступающей из воды — разве это преграда? Я где-то читал о «болезни океана» : на таких островах беззащитные перед стихией люди иногда сходят с ума и сами выбрасываются в море. Кажется, что волны вот-вот перехлестнутся в лагуну, накроют с головой и спрятаться, убежать некуда. Скорее, скорее на корабль, надежный, уютно сияющий ксеноновым светом — там спасение!

Президент Тувалу в отпуске. Его замещает государственный секретарь, который выдал карт-бланш на любые работы в территориальных водах островов. В связи с Рождеством представителей на борту не будет: им как добропорядочным христианам в праздники работать грешно. А мы, ох, и грешим мы — только тем и занимаемся всю сознательную жизнь!

С берега доставили пакет от атторнея Тувалу: в ответ на нашу робкую просьбу поработать в воскресенье в самом атолле Фунафути, посоветовавшись с министром финансов и природных ресурсов, он дал официальное разрешение, но попросил, чтобы бот с водолазами ушел куда-нибудь подальше от острова и деревни, чтобы не мешать воскресному богослужению.

Пастор, третий по значимости человек в государстве, предполагает провести мессу специально в нашу честь и просит завтра прибыть в церковь. Мы выбрали из себя самых «набожных»…

В церкви играли на электрооргане. Все ее внутреннее пространство выстелено циновками, на которых, поджав под себя ноги, с библиями в руках сидели прихожане. Мы тоже поскрещивали, как могли, ноги, но они скоро онемели.

Простая кафедра, перед ней — столик с двумя букетами цветов, на стене циновка с надписью «Funafuti». Скромно и мило.

Ровно в девять утра на кафедре появился пастор и начал проповедь по-самоански. Язык — сама мелодия! Спохватившись, что мы не все понимаем, пастор стал давать английский перевод: «Бог создал мир за шесть дней, на седьмой отдыхал и всем велел…» Интересная информация, но что-то похожее было в лекциях по атеизму. Х-ха! Это ведь намек! Между прочим, водолазы сейчас работают. Скучно. Чтобы убить время, стали с Толей Степаненко смотреть в окошко. В народном доме напротив тоже служили мессу, но там кончили быстрее…

Удивительные дела: малахитовое море, сказочной красоты пальмы, на горизонте малюсенький островок с пляжем, невообразимо далеко от всякой другой земли и берегов, а тут месса… С ума они посходили со своим богопочитанием! Что вообще принесли на острова миссионеры? Ненужную здесь одежду, европейские условности, псалмы… Псалмы, честно признаемся, замечательны. И какая полифония! Это те же национальные песни, только с библейскими текстами. Дирижер тоже есть, машет расческой в руке — наш вчерашний знакомый из «каунс-оффис».

Все запотело и онемело. Если месса продлится еще немного, придется выразить неуважение, вытянув ноги. Но мысли, как будто прочитаны — кончилось! Вот уж, действительно, слава богу! Теперь бы и послушать ангельское пение, стоя. Но все разбежались…

У выхода (наверное, правильно — на паперти?) встретились с Розой, которая шла под руку с Лоттой. Лотта — островитянка, видимо, служит у филиппинцев. По дороге мы разговариваем о том, о сем, стараясь выбирать путь покороче и придерживаясь пальмовой тени. Улица всего одна, так что пройти мимо дома Розы невозможно. Не зайдем ли мы в гости? А что — зайдем!

Дом хорошо продувается, как и все остальные такие же дома, но обстановка внутри не полинезийская: есть кухня, стол и кресла, шкаф с книгами. С потолка свисает сложное украшение из цветных лоскутков.

Муж Розы — типичный выходец из Юго-Восточной Азии: маленький, почти подросток, симпатичный. Пока женщины готовили воду со льдом, завели с хозяином вежливую беседу о планете и ее размерах, время от времени прибегая к карте мира, висевшей на стене. Советский Союз на карте не поместился, разрезан на две половины, а середину занял американский континент.

Самая чадолюбивая на судне Виктория Романовна попыталась приголубить смазливенькую трехлетнюю дочку хозяев. Но ее не так просто взять в руки — кусается!

У нас объявлен день открытых дверей: после мессы все население Фонгафале захотело посмотреть посланный богом «чудо-корабль». Трап прогибается, некоторые пошли в обход — через фальшборт! Жуткое столпотворение!

Пастор забыл сообщить прихожанам (а может, сам не знал?), что сегодня — самый длинный день зимнего солнцестояния. На родине он самый короткий. Теперь солнце будет догонять корму…

Скачать всю книгу в формате pdf (0,98 Мб)